Висло-неманская (Haffkustenkultur, жуцевская ) культура и Восточноприбалтийская культура боевых (ладьевидных) топоров.
Южное побережье Балтийского моря с прилегающими областями в III т.л. до н.э. представляет большой интерес для изучения вопросов, связанных с культурно-исторической общностью боевых топоров и шнуровой керамики. Здесь сформировались яркие прибалтийские культуры - локальные варианты общности. Возможно именно здесь следует искать и древнейшие истоки Финской и Скандинавской культуры боевых топоров и части Фатьяновской культуры Волго-Окского региона.
Висло-Неманская культура.
По современным представлениям культура локализуется в Северо-Восточной Польше, в т.ч. ее прибрежной части, на территории Калининградской области,западной Литве. Помимо этого, в Польше,на юго-востоке Мазурского озерного края, выделяется т. н. мазурская группа памятников, которую рассматривают как местное образование, очень близкое Висло-Неманской культуре. Сходные памятники известны в бассейне западного Немана. Древности, выявленные в восточной Литве по многим показателям также имеют большое сходство с висло-неманской культурой. В ареал висло-неманской культуры включают и часть памятников западной Латвии и северной Литвы.
Следует отметить, что саму висло-неманскую культуру ряд исследователей считают локальным вариантом более крупной Восточноприбалтийской культуры боевых топоров и шнуровой керамики ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.53; R.Rimantene, 1992, стр.166).

Рис.1. Карта распространения Висло-Неманской культуры ( по Р. Римантене)
Памятники Висло-Неманской культуры представлены поселениями и погребальными комплексами.
Наиболее изученными поселениями являются такие как Жуцево, Сухач,Ослонино в Польше, Нида, Швянтойи 1-4 А, Дактаришке и Шарняле в Литве. Есть долгосрочные поселения, характеризуемые мощным культурным слоем есть и кратковременные стоянки.
На ряде памятников ( Жуцево, Сухач),расположенных на всхолмлениях, склоны специально превращали в террасы для наиболее удобной застройки и затем укрепляли крупными валунами. Сами постройки были столбовой конструкции, как однорядные, так и двухрядные, с двускатной крышей и нередко довольно основательно заглубленными в землю.Внутри жилых построек устраивались обложенные камнями очаги.Такие постройки имеют различные размеры. ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.16-17).Наземные сооружения обнаружены на поселении Нида на Куршской косе.А на Швянтойи 1А обнаружена еще и оградка — предположительно загон для скота и закол для ловли рыбы( Д.А. Крайнов и др.,1987,стр.53- 54).
Археологические материалы позволяют сделать выводы об основах хозяйства населения Висло-Неманской культуры.Среди остеологического материала есть кости крупного рогатого скота, большое значение имело разведение свиней, обнаружены кости овец и коз.В прибрежных зонах существенную роль играла охота на морского зверя и рыболовство. В районах удаленных от морского побережья охота велась на диких кабанов, лосей,туров и т.д. Встречаются кости водоплавающих птиц и панцири раков. Жители поселков и здесь также занималось рыболовством. Помимо этого, повсюду на поселениях Висло-Неманской культуры зафиксированы следы занятия земледелием: на ряде фрагментов керамики обнаружены отпечатки зерен пшеницы и ржи, палинологический анализ в Жуцево показал наличие ржи, а в Ниде ячменя и ржи ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.28). В Швянтойи 1А из культурных растений обнаружены конопля, просо и мальва ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.54).Тем не менее, исследователи сходятся во мнении, что наиболее значимыми сторонами деятельности населения Висло - Неманской культуры было скотоводство, охота и рыболовство и только затем земледелие.
Особенностью погребального обряда Висло-Неманской культуры, впрочем как и всей Восточноприбалтийской культуры боевых топоров и шнуровой керамики, является обычай бескурганного захоронения умерших в пределах поселений.Есть предположение о существовании отдельных обособленных грунтовых могильников. Известно несколько погребений и под курганными насыпями , а также впускные захоронения в насыпь кургана.
В захоронениях, обнаруженных в пределах поселений, все погребенные находились в скорченном на боку положении. Большинство таких захоронений относится либо к случайным находкам, либо происходит из довоенных раскопок, что сказалось на качестве исследования. О наличии или отсутствии погребальных сооружений, в данном случае, ничего сказать нельзя.
Три погребения, найденные в Толкмицко и семь погребений из Жуцева ( в Польше) не сопровождались никаким погребальным инвентарем. Погребение из Росситтена (Куршская коса) было обнаружено еще в дореволюционные годы.Рядом с покойником находился каменный сверленный топор,кремневый нож, костяная игла, часть янтарного кольца,круглый каменный диск и маленький окаменевший коралл.К дореволюционным находкам относятся и два скорченных погребения в Мешкадаубисе в Литве, в сопровождении двух каменных сверленных топоров и глиняного сосуда, украшенного налепным валиком. Относительно более профессионально изучен курган в Каупе (Моховое, современная Калининградская область), хотя его раскопки и проведены в конце XIX века. Здесь от наиболее раннего захоронения почти ничего не осталось, оно было разрушено при устройстве более поздних погребений.Одно из последующих погребений было совершено на уровне дневной поверхности. Костяк находился в скорченном положении, головой на юго-запад, на правом боку на площадке из плоских камней. При устройстве погребения, могилу окружили двойным частоколом, диаметром 4,5 м.. ( Б.Э. Зальцман, 2010, стр. 17-18).
В состав погребального инвентаря входили две костяные пластинки и кремневый скребок.Подобные и близкие им костяные и роговые пластинки достаточно часто встречаются в погребениях культур боевых топоров и шнуровой керамики ( в Прибалтике, Польше, Германии, Дании, России),причем чаще по две и всегда располагаются возле кистей рук умершего.На этом основании Д.А. Крайнов считал, что они являлись предохранителями или браслетками, одевавшимися на обе руки ( Д.А. Крайнов, 1987, стр.52). Но более правдоподобным представляется мнение С.Ленчинского, согласно которого это накладки на кончики ремней, либо поясов (S.Lenczycki,1989, стр.111-123). Ведь кисти рук покойников, как правило, находились в районе живота.

Рис.2 Костяные накладки из погребений культур боевых топоров и шнуровой керамики:
1.Каупе ( Моховое), 2.Злота, 3.Круча Замкова (по С.Ленчинскому)
Второе погребение из Каупе находилось в пределах земляной насыпи. Положение погребенного также скорченное. Захоронение было окружено ровиком и двухрядным частоколом, диаметром 5,5 м. ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр. 18).Вместе с умершим находился каменный сверленный топор, кремневый нож на отщепе и костяная игла (Э.Б. Зальцман, 2010, стр. 18). Захоронения в курганах с каменным покровом и остатками деревянных конструкций обнаружены в Кенсоче и Бабенты-Малы на территории Польши ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.18).
Помимо этого в Литве известны групповые могилы и одиночные погребения (все совершены по обряду трупоположения в скорченной позе): Мешкосгалва,Алкснуне, Юодкранте на Куршской косе, в прибрежной части — Курмайчай и Ланкупяй, в центральной — Гринкишкис и Паштува, на севере -Шакуня и др.( Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.52).
Для ряда погребений в Литве получены абсолютные даты: Плинкайгалис 242 — 2920 ВС,
Спингинас 2 — 2880 ВС, Плинкайгалис 241-2620 ВС ( P. Tebelskis and others,2006, стр.11).
При земляных работах в Гяваркай ( северо-восточная Литва) случайно обнаружено погребение позднего этапа культуры боевых топоров и шнуровой керамики. Его более точная культурная атрибутация затруднительна, поскольку среди погребального инвентаря отсутствовала керамика. Однако, с одной строны, данная территория входила в область распространения Висло-Неманской культуры, с другой стороны и сама Висло-Неманская культура, вероятно, могла являться вариантом Восточноприбалтийской культуры боевых топоров и шнуровой керамики. От костяка сохранились отдельные фрагмены. О позе и ориентировке покойного, равно как и о наличи либо отсутствии погребального сооружения в могиле сказать ничего нельзя. Погребальный инвентарь состоял из каменного сверленного топора, кремневого клиновидного подшлифованного рабочего топора с прямоугольным сечением, костяной молоточкообразной булавки и кремневого отщепа. Согласно радиоуглеродного анализа, проведенного по костям, захоронение датируется 2281-2269 ВС cal. (P. Tebelskis and others,2006, стр.9-11)

Рис.3. Инвентарь погребения из Гяваркай.
Как и во многих других культурах данной общности, керамика Висло-Неманской культуры подразделяется на повседневную, т. н. «кухонную», происходящую с поселений и парадную погребальную, предназначенную для захоронения с умершим. Последняя отличается большей тщательностью выделки, лучшим качеством обжига и т. п. Но подавляющее большинство известного нам керамического материала Висло-Неманской культуры происходит именно с поселений.

Рис.4. Керамика Висло-Неманской культуры.
В керамических формах широко представлены разнообразные сосуды типа «кубков».
(Отвлекаясь от темы, хочу отметить, что сам термин «кубок» лично мне не представляется
удачным. Ведь существует множество типов и подтипов сосудов, с различной профилировкой, разных пропорций, даже форм и т. д. и все это объединяется названием «кубки». В этом плане классификация керамических форм очень громоздкая и неудобная. Потом, если говорить о литературе, то указанный термин используется не везде, соответственно возникают сложности при сравнении материалов описательного характера,
принадлежащего разным «школам» исследователей).
Итак, кубки самой различной формы: со стройным и вытянутым туловом и S-образной профилировкой, с резким перегибом между шейкой и туловом, приземистые с округлым туловом и длинной шейкой, бочковидные, с расширенным туловом и суженным горлом, с прямыми стенками, с высокой, с низкой шейкой и т.д.
Встречаются и т. н. «А-кубки» ( по П. Глобу) и близкие им по форме сосуды.

Рис.5. Амфоры Висло-Неманской культуры ( 1,2. Саксо-тюрингские или А-амфоры).
Выделяются амфоры и сосуды амфорного типа нескольких разновидностей, в т.ч. амфоры типа Злота, а также т.н. «А-амфоры» ( по П. Глобу) или амфоры тюрингского типа.
Большое распространение получают различные широкогорлые горшки в т.ч.с налепными валиками, а также горшки с подковообразными ушками, горшки воронковидной формы.Весьма специфическими керамическими изделиями являются разнообразные мисочки и ванночки удлиненной и овальной формы -изделия такого типа на памятниках культуры боевых топоров и шнуровой керамики встречаются только в Южной и Восточной Прибалтике.
Нужно отметить, что среди керамики Висло-Неманской культуры, есть формы, напоминающие сосуды Фатьяновской культуры, Финской и Скандинавской культуры боевых топоров.

Рис.6. Керамика Висло-Неманской культуры. Воронковидные горшки, горшки с налепами и т. н. ванночки.
Разнообразны орнаментальные мотивы. Встречается исключительно шнуровой орнамент, представленный горизонтальными оттисками шнура, горизонтальными оттисками шнура, в сочетании с треугольниками, в.т.ч. и заштрихованными, выполненными шнуровыми отпечатками, вертикальными линиями, полуовалами, сложные комбинации и т.п.- все эти узоры выполнены оттисками шнура. Довольно широко распространен шнуровой орнамент в сочетании с другими типами орнамента — нарезного, различных наколов и т. д. Помимо шнурового орнамента и его сочетаний, характерны и другие типы орнамента: нарезная елочка, валиковые прямые и волнистые налепы,орнамент из ямок, разнообразные оттиски прямоугольного и гребенчатого штампа. Реже представлен т.н. «бисерный орнамент» ( кстати весьма характерный для Скандинавской культуры боевых топоров). Встречаются на керамике и «жемчужины» т. е. округлые выпуклины.
Среди каменных сверленных боевых топоров Висло-Неманской культуры довольно много относящихся к коротколопастным обушковым ( по классификации Д.А.Крайнова) или «топорам А-типа» (по П.Глобу) в т.ч. и близких по своему типу топорам Фатьяновской культуры ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.54).
Близки «топорам А-типа» и топоры типа В ( по П.Глобу) — без лопасти.
Встречаются топоры подромбических очертаний, а также топоры т. н. «балтийского типа» четырехугольного сечения с круглым коротким обухом. Наконец,есть группа втульчатых топоров. Очень редко находят фасетированные топоры, причем, как правило в качестве случайных находок.
С поселения Жуцево происходят миниатюрные копии ладьевидных топориков. Известны и миниатюрные копии топориков из янтаря (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.24). Для сравнения: миниатюрные копии каменных сверленных топоров из глины известны на памятниках Фатьяновской культуры ( Д.А. Крайнов, 1972, стр.154, рис.50).

Рис.7. Каменные сверленные топоры Висло-Неманской культуры.
Рабочие шлифованные топоры, в основном, вытянутой трапецевидной формы, подчетырехугольные или овальные в сечении. Они изготовлены либо из кремня, либо из местных пород твердого камня.
Кремневые наконечники стрел представлены треугольно-черешковыми, сердцевидными, ланцетообразными и подромбическими формами.
Выделяются кремневые наконечники копий и дротиков с хорошо выделенным черешком, известны наконечники и лавролистной формы.
Среди прочих кремневых изделий — ножевидные пластины,скребки, ножи, проколки и сверла и т. п. Выразительны миниатюрные скребки с подшлифованным лезвием.
Также обнаружены каменные мотыги и зернотерки.
В числе костяных и роговых изделий гарпуны, присутствуют наконечники стрел, проколки иглы и шилья, долота.
Из костяных украшений следует отметить костяные бусины, пронизки, накладки для ремней ( о которых говорилось выше) — все эти изделия типичны для всей культурно-исторической общности, а также разнообразные булавки. Последние тоже имеют широкое
распространение в культурах боевых топоров и шнуровой керамики. Помимо Прибалтики, они обнаружены в могильниках Фатьяновской культуры, в культурах боевых топоров и шнуровой керамики в Северной Украине и Южной Белоруссии ( ранее относимых к единой Среднеднепровской культуре — прим.мое), других культурах боевых топоров и шнуровой керамики,а также памятниках Культуры Шаровидных Амфор ( Д.А.Крайнов, 1972, стр.87).
Разнообразны украшения из янтаря: линзовидные и ладьевидные пуговицы с V-образным сверлением, янтарные подвески овальной или трапецевидной формы с отверстием в верхней части, линзовидные диски с отверстием в центре или по краю, встречаются и подобные диски без отверстий с пазами по краям для крепления, пронизки с утолщением к центру и
т. д. Именно на территории Южной и Восточной Прибалтики в это время наблюдается расцвет обработки янтаря и оживленный обмен им между родственными племенами культуры боевых топоров и шнуровой керамики (Д.А. Крайнов, 1987, стр.55).
Благодаря благоприятным условиям ( торфяные отложения) на стоянке Швянтойи 1 А сохранились и предметы из дерева: деревянные наконечники стрел, ложки, блюдца, корыта, деревянный поднос.Заслуживают внимание находки челна и весел. Здесь же найдены и фрагменты циновок из липового лыка.
Отдельно следует упомянуть каменные метательные шары, в частности обнаруженные на поселении Нида ( Д.А. Крайнов, 1987, стр.53).
В Висло-Неманской культуре, в основном, выделяют два локальных варианта: западный , по большей части, на территории Польши и восточный на территории Литвы. Представляется, что на самом деле таких локальных вариантов и групп может быть гораздо больше. Множество локальных групп в составе одной культуры, явление вообще характерное для всей культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики. Считается, что западный и восточный вариант Висло-Неманской культуры различаются между собой прежде всего доминированием тех или иных керамических форм. В частности, по мнению М. Махника, в западном варианте наибольшее распространение имеют сосуды типа кубков (J.Machnik,1979, стр.368-369). Тем не менее на поселении Швянтойи1А в Литве (на территории восточного варианта), кубки преобладают в сравнении со всеми другими типами керамических сосудов (Э.Б.Зальцман,2010, стр.19). Складывается впечатление,
что этот вопрос требует серьезных уточнений, в т.ч. типологического характера. Если говорить о керамических сосудах типа кубков, представляется целесообразным обратить внимание на высокошейные кубки и резкопрофилированные высокошейные кубки и их процентное соотношение на памятниках западной группы по сравнению с восточными памятниками.
Существовало предположение, что возникновение западного варианта Висло-Неманской культуры относится ко времени где-то 3300 ВС. В настоящее время согласиться с этим нельзя.Во первых такая версия вообще противоречит наиболее ранним достоверным датировкам культуры боевых топоров и шнуровой керамики -3000 ВС (М.Furholt,2003). Во-вторых, образцы для анализа получены с поселений, где помимо материалов собственно культуры боевых топоров и шнуровой керамики, присутствуют материалы более ранней «вальдбургской» культурной группы, которую ранее ошибочно относили к Висло-Неманской культуре. Вероятно именно с этим культурным образованием и следует связывать столь ранние абсолютные даты. Более подробно к проблеме памятников «вальдбургского типа» я вернусь ниже.
О датировках висло-неманской культуры также будет сказано в дальнейшем. Сейчас хотелось бы отметить, что скорее всего какой-либо существенный хронологический приоритет между западной и восточной территорией распространения Висло-Неманской культуры отсутствует. Начало культуры можно определить временем примерно 2900 ВС.
Нельзя на сегодняшний день признать полностью удовлетворительными и существовавшие гипотезы о возникновении Висло-Неманской культуры, а также ее внутреннюю периодизацию, т. е. деление на хронологические этапы.
Так, к примеру, некоторые исследователей допускали, что формирование Висло-Неманской культуры, с одной стороны, произошло в результате слияния пришлой культуры шнуровой керамики с местными неолитическими культурами типа нарвской и верхненеманской(при этом автохтоны не были полностью поглощены пришельцами и оказали серьезное воздействие на мигрантов), а с другой стороны, в ее сложении принимали участие еще и носители Культуры Шаровидных Амфор. Согласно данному мнению, элементы местного субстрата прослеживаются в кремневом инвентаре Висло-Неманской культуры (ланцетовидные, листовидные и ромбические наконечники стрел), в керамических изделиях ( некоторые формы широкогорлых горшков, глиняные овальные миски и ванночки), в формах янтарных украшений и т. д. Где-то это кажется близким к истине.
Но в данном случае, остается без ответа главный вопрос о том когда и каким путем все эти инокультурные элементы попали в Висло-Неманскую культуру. Ведь процессы гибридизации должны иметь археологическое отражение. На это обстоятельство совершенно справедливо указывает Э.Б. Зальцман (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.83) И более того, как стало понятно из последних исследований, все вышеуказанные элементы прослеживаются в Висло-НеманскойНеманской культуре уже на ее раннем этапе (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.83,95,100).

Рис.8. Схема периодизации Висло-Неманской культуры по Я.Махнику.
Схема возникновения и периодизации Висло-Неманской культуры, предложенная Я. Махником, как и все другие построения этого исследователя, основана на приоритете т. н.
«общеевропейского горизонта шнуровой керамики» или «А-горизонта» (J.Machnik,1979,стр.377-379)
В I фазе ( ранний этап), Я.Махник видит две составляющих: первая характеризуется ладьевидными топорами типа «А» и «В», амфорами типа «А»,высокими кубками S-овидной формы,орнаментированными горизонтальными оттисками шнура, плотным нарезным орнаментом в виде елочки,сочетанием горизонтальных отпечатков шнура в сочетании с мелкими ямочками, сосудами с налепным валиком. Все эти элементы раннего этапа Висло-Неманской культуры, связываются автором с «общеевропейским горизонтом шнуровой керамики». Вторая составляющая происходит от Культуры Шаровидных Амфор это широкогорлые вазообразные сосуды и полукруглые сосуды типа мисок.
На II фазе ( средний этап или классическая фаза по Я. Махнику) культура получает дальнейшее развитие, в т.ч.,по мнению автора, и под воздействием соседних культур боевых топоров и шнуровой керамики.Распространяются фасетированные сверленные боевые топоры. Получают распространение сосуды амфорного типа с двумя ушками и с цилиндрической шейкой,украшенные шнуровыми отпечатками. Округлые амфоры украшаются рядами наколов и насечек.Появляются глубокие миски и широкогорлые горшки,орнаментированные оттисками шнура: горизонтальные, волнистые оттиски, бахрома, петельки и т.п.типы узора.Кубки украшены зональной орнаментацией, включающей сочетание нарезной елочки,насечек,горизонтальных линий. Распространен и орнамент на кубках в виде переплетенных треугольников. Продолжают эволюционировать горшки, декорированные налепным орнаментом.Наконец,появляются воронковидные горшки с ушками и миски удлиненной формы. В этих последних керамических формах , как и в обилии изделий из янтаря, автор усматривает влияние местных неолитических культур.
Таким образом, согласно схемы Я.Махника,смешение носителей Висло-Неманской культуры с автохтонным населением неолитических культур начинается со среднего этапа ее развития.
К III заключительной фазе относятся каменные сверленные топоры типа К, рабочие клиновидные топоры с овальным или линзовидным сечением. Получают развитие неглубокие широкие миски с ушками, украшенные шнуровым орнаментом, а также насечками. К этому же этапу относятся широкогорлые горшки, орнаментированные рядами ямок. Кубки, на позднем этапе, согласно Я.Махнику, имели слабопрофилированную форму, часто близкую к бочкообразной, иногда с плоскими ушками. Украшались они горизонтальными оттисками шнура.Амфоры имели округлую или цилиндрическую форму, с орнаментом из горизонтальных шнуровых отпечатков в сочетании с наколами.
Сегодня целиком согласиться с этими выводами Я.Махника трудно. Конечно прежде всего здесь опять возникает вопрос о т. н. «общеевропейском горизонте шнуровой керамики» или, как его называют иначе, «А-горизонте». Начало данной концепции было положено П. Глобом и К.Струве и сводилось к представлениям о существовании наиболее раннего периода в развитии культур боевых топоров и шнуровой керамики, предшествовавшего возникновению локальных культур этой общности.Это культурное образование характеризуется каменными сверленными топорами типа «А» ( по классификации П.Глоба) или обушковыми коротколопастными топорами по классификации Д.А. Крайнова ( Д.А. Крайнов, 1972,стр.55-57), керамическими сосудами типа простых кубков, имеющие вытянутые и стройные пропорции, орнаментированные шнуровыми отпечатками — «А-кубки» ( по классификации Глоба) и амфорами тюрингского типа или т. н. «А-амфорами» (Strichbundelamphore). Комбинация находок, представленных «А-топором», «А-кубком» и «А-амфорой» и составляют основной инвентарь общеевропейского горизонта шнуровой керамики.
В дальнейшем, эта гипотеза разрабатывалась многими исследователями. В набор инвентаря «общеевропейского горизонта шнуровой керамики» были включены кубки типа «В» ( по классификации Глоба) — более приземистые, по сравнению с кубками типа «А», а также горшковидные сосуды, орнаментированные налепными валиками.Сторонниками указанной гипотезы констатировался приоритет во времени всех указанных артефактов и последующее образование от данной культурной группы всех других локальных культур боевых топоров и шнуровой керамики.
Как и ранее, гипотеза «общеевропейского горизонта шнуровой керамики» разделялась далеко не всеми исследователями, так и на сегодняшний день, в научных кругах, она имеет своих противников, воспринимающих ее критически. Дело в том, что при детальном изучении культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики с позиций «общеевропейского горизонта», возникает множество противоречий и несоответствий.
К примеру, даже в Центральной и Северной ( континентальной) Европе, сочетание всех основных составляющих ( топор типа А, кубок типа А, амфора типа А) в одном погребальном или поселенческом комплексе встречается крайне редко, на что указывали ряд авторов.Это при том, что культурно-историческая общность боевых топоров и шнуровой керамики далеко не ограничивается этими территориями. Еще М.Бухвальдек, хотя он и являлся сторонником данной гипотезы, отмечал, что в Юго-Западной Германии,Швейцарии и Прибалтике изготовление всех основных составляющих «общеевропейского горизонта» продолжалось еще очень долгое время после его окончания (M.Buchvaldek,1980 стр. 397-398). А вот здесь следует заметить, что данное явление не ограничивается только областями,указанными М.Бухвальдеком, а имеет гораздо более широкую географию. Топор типа А ( коротколопастный обушковый) встречается в культуре Злота на всем протяжении ее развития, аналогичная ситуация в фатьяновской культуре, где подобные топоры присутствуют даже в ее позднем балановском варианте ( Д.А. Крайнов, 1972,стр.55-57; О.Н. Бадер, 1987, стр.198, рис.39) и т.п.
С другой стороны, в связи с широким применением в последнее время методов абсолютного датирования, многие типы изделий, которые ранее, на основании теории «общеевропейского горизонта» считались более поздними, теперь оказываются не менее, а в некоторых случаях, даже более древними. В частности, оспаривается хронологический приоритет каменных боевых топоров типа А перед топорами типа С (M.Furholt,2003). Вероятно, это также справедливо и по отношению к некоторым другим типам топоров. Куявские амфоры и ранние амфоры культуры Злота видимо древнее т. н. А-амфор тюрингского типа и могли послужить прототипами для последних (M.Furholt,2003). Типы сосудов , ранее относимые к более поздним этапам развития культур боевых топоров и шнуровой керамики (J.Machnik,1965, стр.11), присутствуют и в древнейших известных на сегодняшний день комплексах этой культуры (М.Furholt,2003).

Рис.9.Схема развития культуры шнуровой керамики в Малой Польше ( по Я.Махнику)

Рис.10. Наиболее ранние типы керамики и боеых топоров из Малой Польши (по М.Фюрхольту)
При этом и М.Фюрхольт указывает на широкое бытование во времени многих артефактов, причисляемых к «общеевропейскому горизонту», т. е. такие типы вещей могут быть как ранними, так и достаточно поздними (M.Furholt,2003). Еще один пример это клиновидные рабочие топоры и тесла с четырехугольным поперечным сечением, считавшиеся ранним признаком. Однако, такие типы клиновидных топоров обнаруживаются и на поздних памятниках, в частности в Литве из погребения в Гяваркай (P. Tebelskis and others,2006, стр.10). Примеры можно продолжить.
На ряде территорий, занятых культурами боевых топоров и шнуровой керамики, классическая комбинация изделий «общеевропейского горизонта» ( А-топор, А-кубок, А-амфора) и вовсе отсутствует. В Скандинавской культуре боевых топоров из вышеперечисленного встречаются только каменные сверленные топоры типа А, но, при этом, начало культуры достаточно раннее и относится ко ко времени никак не позднее 2800 ВС ( E.Fornander, 2011, стр.21). Для Фатьяновской культуры, из трех основополагающих типов «общеевропейского горизонта» можно в основном указать только на топоры типа А ( они же коротколопастные обушковые).Есть керамические сосуды с S-овидным профилем, но в своем большинстве, они не совсем тождественны кубкам (хотя о проблеме с термином «кубок», а также о разнице в типологизации, я писал выше). А-амфор также нет. В настоящее время начало Фатьяновской культуры датируют приблизительно 2850 ВС (М.А.Юшкова, 2011, стр.8).
Кроме того, расширение наших знаний о культурах боевых топоров и шнуровой керамики, диктует необходимость постоянного включения в этот гипотетический «горизонт» все новых и новых типов изделий.
Приведенные выше (в очень краткой и сжатой форме) факты показывают, что происхождение и развитие культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики весьма проблематично вместить в рамки некого межкультурного «общеевропейского горизонта»,тем более, что все культуры данной общности уже на ранних этапах имеют свои местные отличия друг от друга и, по выражению Я.Чебрещука, они представляют собой горизонт локальных культур (J.Czebreszuk,2004).
Но и это не все.Еще одна интересная мысль по поводу «общеевропейского горизонта шнуровой керамики» высказана М.Фюрхольтом и она также не в пользу данной гипотезы, точнее не в пользу хронологического приоритета горизонта.На основании анализа и перепроверки калиброванных датировок по культурам боевых топоров и шнуровой керамики Северной и Центральной Европы, автор пришел к выводу, что многие из дат не корректы, т. е. по объективным причинам удревнены, это, в частности, касается нидерландского варианта культуры боевых топоров и шнуровой керамики, центральноевропейских культур и Кульуры Одиночных Погребений на территории Ютландии. Это первое. Второе, по мнению М.Фюрхольта, артефакты «общеевропейского горизонта шнуровой керамики» в его классическом понимании не является древнейшим для культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики и существенная их часть в Центральное Европе и некоторых областях Северной Европы может быть датирована где-то в диапазоне 2750-2600 ВС , а в каких-то случаях даже позже. Между ранними памятниками культуры боевых топоров и шнуровой керамики на территории Польши и центральноевропейскими культурами, автор усматривает хиатуз, приблизительно в 200 лет. ( М.Furholt,2003). Возможно, в данном случае, сразу и не стоит спешить с кардинальными выводами о пересмотре хронологии всех этих культур,но тем не менее указанная работа дает серьезное основание для изучения и осмысления этих вопросов с учетом содержащихся в ней аргументов.
В связи со всем вышеизложенным, представляется справедливым мнение тех исследователей, которые сейчас рассматривают «общеевропейский горизонт шнуровой керамики» как некую более-менее условную модель для ранних стадий развития локальных культур боевых топоров и шнуровой керамики, когда отдельные культуры, входящие в культурно-историческую общность обнаруживают условно максимальное сходство между собой. К примеру, в отличии от Я. Махника, который отделял т.н.«общеевропейский горизонт» от собственно культур боевых топоров и шнуровой керамики типа Злота и всех остальных (J.Machnik,1965,стр.9),польский автор Я.Чебрещук считает, что истоки этих культур нужно искать и рассматривать в каждом конкретном случае на местном, локальном уровне
(J.Czebreszuk, 2004).
Теперь, прежде чем вернуться к схеме возникновения висло-неманской культуры, предложенной Я.Махником, необходимо упомянуть о проблеме более ранних памятников «вальдбургского типа» Юго-Восточной Прибалтики, правда на сегодняшний день еще мало изученных. Это представляется достаточно важным, для понимания процесса формирования культур боевых топоров и шнуровой керамики региона.
Памятники «вальдбургкого типа» относительно недавно были выделены Э.Б. Зальцманом (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.29-76). До этого их атрибутировали как принадлежащие к варианту Висло-Неманской культуры боевых топоров и шнуровой керамики, но испытавшем влияние Культуры Шаровидных Амфор или Нарвской культуры ( Э.Б.Зальцман, 2010, стр.69,88). В настоящее время памятники данного типа считаются культурным образованием, берущем свое начало в неолитических культурах типа Цедмарской и местной Нарвской,а также в Культуре Воронковидных Кубков и Культуре Шаровидных Амфор( Э.Б.Зальцман, 2010, стр.89,99).При этом принадлежность Цедмарской культуры к совершенно иному культурному кругу, отличному от Нарвской культуры, исключает существование в памятниках «вальдбургского типа» большого числа элементов, связанных с «лесным неолитом» ( Э.Б.Зальцман,2010, стр.93). Однако, сказать более детально о степени участия каждой из данных культур в формировании памятников указанного типа, пока сложно, ввиду, как уже отмечалось выше, недостаточной степени изученности вопроса.
В керамических формах присутствуют своеобразные амфоры, сосуды типа кубков, чашевидные сосуды (редко).Значительная часть керамики представлена разнообразными широкогорлыми горшками открытого типа. Особое своеобразие керамическому комплексу придают миски округлой, воронковидной, овальной, либо удлиненной форм.
Среди орнамента, наиболее массовым является шнуровой способ нанесения рисунка. Шнуровые композиции представлены горизонтальными оттисками шнура, сочетанием горизонтальных оттисков шнура с треугольниками, обращенными вершиной вниз, вертикальными оттисками, полуовалами и петельками, выполненных шнуром, волнистыми и крестообразными оттисками шнура. Помимо шнуровых встречаются ямочные, ямчатые, накольчатые элементы орнамента, образующие различные композиции; иногда данные элементы узора сочетаются со шнуровыми отпечатками. Менее значительная доля узоров приходится на «бисерный» тип орнамента, в своей основе имитирующий шнуровые отпечатки.Кроме этих типов, отмечены пальцевые и ногтевые вдавления, прочерченный и нарезной орнамент, орнамент, выполненный прямоугольным штампом ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.49-66).
Для памятников «вальдбургского типа» характерны долговременные поселения и высокий уровень домостроительства. Жилища столбовой конструкции, удлиненной, часто удлиненно-трапецевидной формы, в ряде случаев с двойными стенами. Преобладают постройки с углубленным в землю основанием, внутри иногда встречаются очаги сложенные из камней ( Э.Б. Зальцман,201, стр.30-42,96).
Исключительно интересны предполагаемые следы действий ритуального характера, обнаруженные на поселении Прибрежное (Вальдбург) в Калининградской области.Здесь в целом ряде очагов обнаружены каменные рабочие топоры и тесла , а также глиняные светильники. Причем складывается впечатление, что данные очаги специально были созданы для ритуальных целей.По мнению автора раскопок, Э.Б. Зальцмана, это неоднократно повторяющееся явление не простое совпадение и связь топоров с огнем достаточно очевидная. Заложенные в огонь топоры и светильники могли являться жертвой ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.68). Аналогии подобному обряду Э.Б. Зальцман находит на поздненеолитической стоянке Креутонис 1А в Литве. Здесь обломок каменного топорика встречен среди остатков сосуда, с обгоревшими человеческими костями. Сосуд стоял среди сложенных в кучу камней. Помимо этого, наиболее часто каменные топоры использовались для каких-то ритуалов в Культуре Воронковидных Кубков на территории Южной Швеции, где в ряде мест обнаружены долота и топорики, поврежденные огнем, иногда в ямах вперемешку с обожженными человеческими костями. В дальнейшем, обряды, связанные с огнем, получили в Южной Швеции продолжение уже в Культуре Боевых Топоров, в частности, на поселении Кверрестад,где открыто множество ям, в заполнении которых находились в большом количестве обломки кремневых топоров и тесел, наконечники стрел,обломки глиняной посуды, а также остатки сожженных человеческих костей, предварительно разломанных на части; большинство вещей со следами огня ( Э.Б.Зальцман, 2010, стр.68-69).
Согласно абсолютным датам, хронология памятников «вальдбургского типа» может быть примерно представлена следующим образом : возникновение культурного образования 3300-3250 ВС, а окончание, в основном, не позднее 2700 ВС. Возможно отдельные группы населения, связанного с этим кругом памятников кое-где просуществовали до 2500 ВС (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.80,94,100).
Учитывая, что ранее, до выделения памятников «вальдбургского типа», сопутствовавший им инвентарь и прежде всего керамику относили к Висло-Неманской культуре боевых топоров и шнуровой керамики (об этом говорилось выше), сейчас становится объяснимым ряд достаточно ранних абсолютных дат ( 3300- 3200ВС), происходящих из Жуцево, Нида и некоторых других поселений. Прежде указанные даты связывались с Висло-Неманской культурой.На сегодняшний день они представляются слишком ранними для культуры боевых топоров и шнуровой керамики в регионе и скорее всего относятся к культурному образованию «вальдбургского типа», материалы которого также присутствуют в Жуцево, Ниде и пр. памятниках, откуда и происходят эти ранние даты.
Очень близким к истине представляется хотя и достаточно осторожное предположение Э.Б.Зальцмана, о том ,что изначально Висло-Неманская культура боевых топоров и шнуровой керамики складывается в результате смешения носителей культурных традиций боевых топоров и шнуровой керамики с местным населением «вальдбургского круга», которое и стало одним из ее компонентов ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.95,100).
Во всяком случае, это самое правдоподобное объяснение своеобразию Висло-Неманской культуры, выразившегося уже с раннего этапа в специфической форме ведения хозяйства с долгосрочными поселениями и капитальными жилищами, в некоторых керамических формах и орнаментальных мотивах, каменном инвентаре и т. п.

Рис.11. Керамика «вальдбургского типа» ( по Э.Б. Зальцману).
Итак, на сегодняшний день схему возникновения и периодизации Висло-Неманской культуры, предложенной Я. Махником, целиком принять трудно, она конечно же нуждается в переработке, прежде всего из-за неопределенности, возникающей в связи
с т. н. «общеевропейским горизонтом шнуровой керамики», который у Я.Махника является основаполагающим.
Кроме всего, не получается, согласно данной схемы, объяснить и наличие в Висло-Неманской культуре инокультурных элементов. Так, если говорить о ее I фазе (по Я. Махнику), то нужно заметить, что элементы Культуры Шаровидных Амфор присутствуют в культурах боевых топоров и шнуровой керамики вероятно изначально, т.е.с момента возникновения последних ( M.Furholt,2003). И это относится к сложению общности, а не только к Висло-Неманской культуре.Поэтому какая-то часть элементов Культуры Шаровидных Амфор видимо должна относиться ко времени возникновения культуры боевых топоров и шнуровой керамики как таковой. Далее, нет никаких подтверждений тому, что смешение носителей культуры боевых топоров и шнуровой керамики с носителями Культуры Шаровидных Амфор происходило на территории Южной Прибалтики в период формирования Висло-Неманской культуры. Здесь, по всей вероятности, в это время происходили другие процессы. А именно смешение носителей культуры боевых топоров и шнуровой керамики с местным населением, известному по памятникам «вальдбургского типа», появление которых,в свою очередь,связано с гибридизацией автохтонов в т.ч. и с носителями Культуры Шаровидных Амфор ( Э.Б. Зальцман, 2010, стр.95,100). Первое находит археологическое подтверждение в том, что на ряде поселений (Жуцево, Сухач....) горизонты культурного слоя, содержащие именно древности «вальдбургского типа» непосредственно сменяются горизонтами культурного слоя с материалами Висло-Неманской культуры (Э.Б.Зальцман,2010). Скорее всего именно так в Висло-Неманской культуре и появляются эти типы керамики(полукруглые миски, широкогорлые вазообразные горшки,воронковидные горшки, горшки с ушками,миски овальной и удлиненной формы и т.п.), которые на I фазе Я.Махник связывает с Культурой Шаровидных Амфор, а на II фазе с влиянием местных неолитических культур. Однако, дело в том,что все эти элементы, по-видимому связанные с кругом памятников «вальдбургского» типа, появляются в Висло-Неманской культуре уже на ее раннем этапе ( Э.Б.Зальцман,2010, стр.83,95,100). Помимо этого, нужно заметить, что не подтверждается и предположение Я. Махника о широком распространении каменных фасетированных боевых топоров на II фазе развития Висло-Неманской культуры. Находки такого рода изделий здесь довольно редки и большинство их происходит из случайных сборов ( Э.Б.Зальцман, 2010, стр.23). Скорее подобные находки свидетельствуют об обычных контактах между соседними культурами.
Можно сказать, что схема Я. Махника, лишь в определенной степени отражает общие тенденции развития Висло-Неманской культуры. Для правильной интерпретации и детализации всех этих процессов необходимы дополнительные исследования (особенно для раннего этапа) и переосмысление накопленного материала.
Очень интересным представляется вопрос о культурных связях Висло-Неманской культуры с другими локальными культурами общности боевых топоров и шнуровой керамики.Но, к сожалению, степень доказательности и особенно трактовка характера указанных связей и культурного влияния также не могут быть приняты целиком.
При предположении и оценке подобных связей нужно очень осторожно подходить к сходству орнаментальных мотивов на керамике, чему некоторые исследователи, придавали особое значение.
И.И. Артеменко отмечал, что в Висло-Неманской культуре имеются сосуды близкие по форме и особенно по характеру орнамента к сосудам Среднеднепровской культуры (И.И. Артеменко, 1987, стр.42). Это орнамент в виде поясков из соприкасающихся сторонами заштрихованных треугольников,разделенных горизонтальными линиями, нарезной горизонтальный и елочный орнамент. На этом основании И.И. Артеменко делал вывод не только о культурных связях Висло-Неманской культуры со Среднеднепровской, но и даже об участии последней в формировании Висло-Неманской культуры. Совершенно прав Э.Б. Зальцман в том, что ни о каком участии Среднеднепровской культуры в формировании Висло-Неманской, на сегодняшний день не может быть и речи (Э.Б. Зальцман, 2010, стр.26).Поэтому это предположение И.И. Артеменко я оставляю за скобками.
Но и с самой Среднеднепровской культурой все крайне сложно. На сегодняшний день совершенно непонятно что она из себя представляет. Дело в том, что такой культуры не существует. Точнее ее не существует в том виде, в каком она представлена в публикациях И.И. Артеменко ( например И.И. Артеменко, 1987, стр.35-42)В данном случае, автором механически смешаны в единую т.н. Среднеднепровскую культуру на территории Украины, Белоруссии и Западной России целый ряд отличных друг от друга культур общности боевых топоров и шнуровой керамики . Вот что еще в 1971 г. писала по этому поводу С.С. Березанская. Среднеднепровская и Верхнеднепровская культуры ( или Днепро-Деснинская по Т.С. Пассек) воспринимались как единая культура. Однако различия между ними настолько велики и значимы, что разделение их на две самостоятельные культуры является необходимым, на что указывали многие исследователи. О необходимости выделения Верхнеднепровской группы памятников в отдельную культуру говорил еще сам И.И. Артеменко в 1957-1958 гг. По мнению С.С. Березанской, отличия между Среднеднепровскими и Верхнеднепровскими группами памятников не меньше, а, вероятно, даже больше, чем между другими культурами шнуровой керамики. Кроме того, на Украине и в Белоруссии совершенно отчетливо намечается и существование ряда других культур ( тоже включенных И.И. Артеменко в Среднеднепровскую культуру — прим. мое) ( С.С. Березанская, 1971, стр.38-40).
На сегодняшний день не может быть принята периодизация и хронология , предложенная И.И. Артеменко для этой группы культур, искусственно объединенных автором в т. н. Среднеднепровскую. Достаточно указать лишь на то, что средний этап т. н. Среднеднепровской культуры представлен у И.И. Артеменко целым рядом памятников, относящихся к совершенно другой культуре.
Помимо этого, периодизация и хронология т. н. Среднеднепровской культуры даже в интерпретации И.И. Артеменко вызывала много нареканий. На необходимость пересмотра
хронологии ,предложенной И.И. Артеменко, обращали внимание целый ряд исследователей ( например В.В. Сидоров и др.,1992, стр.35).
Поэтому до какого-то, хотя бы более-менее ясного, решения указанных проблем, подходить ко всем вопросам, связанным с т. н. Среднеднепровской культурой ( по И.И. Артеменко) нужно с большой осторожностью.
Теперь об указанных орнаментальных мотивах. Орнамент в виде поясков из заштрихованных треугольников, соприкасающихся сторонами и разделенных горизонтальными линиями, а также орнамент в виде нарезной вертикальной елочки широко представлен в памятниках культуры боевых топоров и шнуровой керамики на Северной Украине, Белоруссии и т. д., например таких как Стрелица, Ходосовичи, Стретовка, Белынец ( И.И. Артеменко, 1987, стр. 168, рис.12). Как отмечалось выше, подобные орнаментальные мотивы есть и на керамике Висло-Неманской культуры.Но делать лишь на основании этого выводы о каких-то культурных связях населения Висло-Неманской культуры с населением указанных территорий нельзя. Это не тот случай. Такой тип орнамента (заштрихованные треугольники, соприкасающиеся сторонами) довольно распространен во всей культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики. В еще большей степени это относится к нарезной вертикальной елочке.
Для примера, орнамент первого типа известен на керамике из Гросс-Умштадта ( Германия, Гессен) (R.Wiermann, 2004, taf.18, 7). Идентичные и очень близкие орнаментальные мотивы происходят с памятников Северной и Средней Германии (D.Raetzel-Fabian , 2002, abb.62,67) и так далее.
Как уже было сказано, еще более широкое распространение имеет орнамент в виде нарезной вертикальной елочки. Можно без преувеличения сказать, что это один из ведущих орнаментальных мотивов всей данной культурно-исторической общности и в связи с этим не имеет смысла подробно перечислять регионы и локальные культуры где он присутствует. Если кратко, то такой орнамент есть в Северной, Центральной и Юго-Западной Германии ( D.Raetzel-Fabian , 2002, abb.58,61,67), в Малой Польше (Machnik, 1965, стр. 11) и еще гораздо
шире.
Все вышесказанное относится и к прослеженному сходству керамических форм и орнаментальных мотивов Висло-Неманской культуры с культурой Злота (J.Machnik,1997, стр.128-132). Противоречие еще и в том , что Я. Махник увязывает эти формы с т. н. «общеевропейским горизонтом шнуровой керамики» и хронологическим приоритетом этого эфемерного образования над культурой Злота.В этом случае, даже по тексту неясно причем здесь связь Висло-Неманской культуры с культурой Злота.
Сейчас я не касаюсь взаимоотношений носителей Висло-Неманской культуры с населением культуры Злота, связанных с обменом янтарем. Представляется, что это одтельная и очень большая тема.
Вообще, нужно заметить, что за поисками всех этих аналогий, в основном в керамике, а точнее, их трактовке «наличием связей», из поля зрения некоторых авторов выпадает одна важнейшая деталь. Ведь мы имеем дело с культурно-исторической общностью и было бы странно, если бы если бы такое сходство и аналогии отсутствовали в том числе в керамике и орнаментальных мотивах. Встречается очень близкий орнамент даже в таких удаленных друг от друга культурах, как Фатьяновская и Культура Одиночных Погребений ( Д.А. Крайнов, 1972, стр.131).
Раз речь зашла о культурных связях, то я хочу быть правильно понятым: я вовсе не отрицаю культурных связей и взаимных влияний между локальными культурами, составляющими общность боевых топоров и шнуровой керамики. Все это безусловно было и, чаще всего, степень взаимного культурного влияния определялась территориальной близостью культур. Но для их выявления и уж тем более интерпреретации степени культурного влияния, нужны несколько иные критерии, т. е. присутствие более специфических форм инвентаря и прочего, ассоциируемого только с определенным культурным группам, ощутимость культурных заимствований и т.п.
В этом плане куда показательней, пусть и отдельные, находки каменных сверленных фасетированных топоров на территории локализации Висло-Неманской культуры (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.23,26). Топоры такого типа считаются наиболее характерными для Саксо-Тюрингской культуры боевых топоров и шнуровой керамики.Пока сложно сказать, свидетельствуют ли эти находки о непосредственных контактах населения Висло-Неманской культуры с носителями Саксо-Тюрингских древностей и насколько эти контакты, если они были, являлись значимыми. Только на одном из поселений (на Куршской косе), обнаружены керамические сосуды, по форме и орнаменту напоминающие в некоторых деталях отдельные типы керамики из Средней Германии (Э.Б.Зальцман, 2010,стр.26). Интересен сам факт подобных находок лишь на одном поселении.Однако, для кардинальных выводов этого явно недостаточно.Трудно сказать насколько эта керамика действительно близка Саксо-Тюрингской, каковы критерии ее выделения и степень отличия от местных и форм и форм соседних культур.При дальнейшем изучении может оказаться, что это элементы простого сходства, которые в пределах культурно-исторической общности, еще ни о чем не говорят. Но, тем не менее, и наличие контактов сейчас исключать преждевременно.Во всяком случае, ничего невероятного в этом нет.
Можно допустить появление фасетированных топоров на территории Висло-Неманской культуры и при посредстве носителей Культуры Одиночных Погребений, поскольку изделия такого типа встречаются и в Северной Германии ( D.Raetzel-Fabian , 2002, abb.65), а географическая локализация обеих культур достаточно близкая.
Я. Махник предполагал прямое проникновение последних на территорию Висло-Неманской культуры (J.Machnik,1997, стр.377-379). По мнению Э.Б. Зальцмана, часть керамического комплекса Висло-Неманской культуры соответствует именно Культуре Одиночных Погребений, а на некоторых поселениях проявляется достаточно высокая доля элементов
этой культуры ( Э.Б.Зальцман,2010, стр.27).
Здесь нужно отметить, что никаких весомых аргументов для обоснования своего предположения Э.Б. Зальцман, к сожалению, не приводит. О сложностях, часто возникающих при интерпретациях аналогий в керамическом материале в пределах культурно-исторической общности, я упоминал выше. Тем более, автор и сам отмечает, что более точная
культурная идентификация в этом вопросе не всегда возможна, так как целый ряд образцов посуды Культуры Одиночных Погребений содержит элементы ранней фазы КШК (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.27).
Последняя мысль Э.Б.Зальцмана не совсем понятна.Различия между локальными культурами боевых топоров и шнуровой керамики прослеживаются уже на ранних этапах.На это обращали внимание многие исследователи ( например J.Czebreszuk,2004).Конечно, если подходить к данному вопросу с точки зрения «общеевропейского горизонта шнуровой керамики», исключая все артефакты, не вписывающиеся в «стандарты» гипотезы,
то действительно такие отличия заметить крайне сложно.
Что касается возможного прямого продвижения носителей Культуры Одиночных Погребений на территорию, занятую населением Висло-Неманской культуры, то такие выводы можно делать только на основании весомых археологических свидетельств. Вероятно, авторы под указанными элементами подразумевают прежде всего высокошейные сосуды типа кубков и их варианты.Вряд ли это можно признать весомыми аргументами.
Однако, хочу повториться, что отрицать все это нельзя. Бесспорно взаимное влияние было и не только между соседними культурами, но и более широкое, в пределах всей культурно-исторической общности. Вполне могло быть и продвижение каких-то групп населения .Но если брать конкретную ситуацию, то все это мы можем лишь допускать. А вот выявить археологически ( во всяком случае с Висло-Неманской культурой и Культурой Одиночных Погребений) довольно затруднительно: заключаются ли причины указанного сходства в прямом проникновением с соседних территорий или же связаны с культурным влиянием географически близкой культуры, или же здесь наблюдаются общие культурные традиции территориально близких культур и т.д. Пока наиболее убедительным подтверждением таких культурных контактов с другими родственными племенами общности, для Висло-Неманской культуры являются каменные сверленные фасетированные топоры.
Теперь нужно обратиться к датировке возникновения Висло-Неманской культуры. В своей монографии Э.Б. Зальцман присоединяется к мнению тех исследователей, которые считают , что появление носителей культуры боевых топоров и шнуровой керамики в Юго-Восточной
Прибалтике относится ко времени 2900-2800 ВС (Э.Б.Зальцман,2010, стр.80,83). По моему мнению, более вероятной является первая дата — где-то 2900 ВС. Во первых , в пользу этого свидетельствует довольно ранняя ранняя дата с поселения Шарняле в Западной Литве 2970 ВС . Материалы Шарняле причисляют к раннему этапу культуры боевых топоров и шнуровой керамики (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.82). Дата из Дактаришке -2870 ВС (Э.Б.Зальцман, 2010, стр.123, таб.16) и т. д. Хотя в Шарняле и на других поселениях нельзя исключать и присутствия древностей «вальдбургского типа». Но кроме них, в Литве имеются и другие ранние даты, уже из погребений культуры боевых топоров и шнуровой керамики-Спигинас 2 ( Западная Литва) — 2880 ВС и Плинкайгалис 242 ( Центральная Литва) -2920 ВС ( (P. Tebelskis and others,2006, стр.11). Помимо этого,косвенным подтверждением может являться следующее: абсолютные даты из Кручи Замковой ( Куявия в Центральной Польше) -3000 ВС (М.Furholt,2003). Далее, в Северной и Северо-Восточной Эстонии имеются две даты из погребений в Арду и Сопе — 2860 ВС и 2850 ВС соответственно (A.Kriiska and others ,2007, стр. 85). Таким образом, учитывая географическое положение территории Висло-Неманской культуры по отношению к наиболее ранним, известным на сегодняшний день, памятникам культуры боевых топоров и шнуровой керамики, можно сделать вывод, что ее носители вряд ли могли появиться здесь позднее, чем в Северной Эстонии. А разделяя позицию Я.Чебрещука (J.Czebreszuk, 2004 )о том, что истоки этих локальных культур следует искать на местном уровне, полагаю, что и начало Висло-Неманской культуры ( без всяких попыток отделения начала культуры от т. н. «общеевропейского горизонта») нужно относить ко времени примерно 2900 ВС, т. е. к моменту появления в регионе носителей культуры боевых топоров и шнуровой керамики.
Время окончания Висло-Неманской культуры можно датировать в основном пределах 2000 ВС ( Э.Б.Зальцман, 2010, стр. 25,95).
Востосточноприбалтийская культура боевых топоров.
На остальной территории Латвии и Эстонии памятники культуры боевых топоров и шнуровой керамики также представлены как поселениями, так и погребениями.
В отличии от территории занятой населением Висло-Неманской культуры, поселений с чистым комплексом культуры боевых топоров и шнуровой керамики здесь мало: находки такого рода, как правило, происходят из верхних горизонтов культурного слоя неолитических поселений и премешанны с керамикой местного неолита.
На территории Латвии чистый материал этой культуры отмечен на поселениях Варлес Тояты,
Гарозас, Рутениеки и Варнаскроге ( Д.А. Крайнов и др., 1987, стр.54).
Если говорить о чистых поселенческих комплексах культуры боевых топоров и шнуровой керамики в Эстонии, то здесь обнаружены в основном следы краткосрочных поселений и сам культурный слой очень тонкий, а его насыщенность находками крайне незначительная (V. Lang, 2010, стр.7).
Тем не менее, в Валма вблизи озера Выртсъярв в центральной части Эстонии исследованы четыре очага, сложенные из камней на расстоянии 4-5 м. друг от друга. Не исключено, что очаги находились внутри жилых построек ( А. Kriiska,2000, стр.59-79).
Стоит отметить поселения Кыпу на Хийумаа и Риигикула-14 на границе с Россией у г. Нарвы. На последнем найдено большое количество обломков керамики, примерно от 57 сосудов, а также фрагмент продолговатого предмета из обожженной глины неясного назначения. Относительная мощность культурного слоя и насыщенность его находками свидетельствует о длительном пребывании людей на этом месте (А. Kriiska,2000, стр.59-79).
С поздним этапом культуры боевых топоров и шнуровой керамики, в Эстонии связывают возникновение первых укрепленных поселений (V. Lang, 2010, стр.7).
Намного лучше обстоят дела в восточной Латвии — на Лубанской равнине. Здесь изучены жилые сооружения и характер застройки поселений. Жилища были наземные, столбовой конструкции, в длину порядка 10 м. и в ширину — 4-5 м. Крыша была двухскатной, а сами постройки состояли из одного-двух помещений с каменными очагами посередине. Поселения располагались на возвышенностях посреди болотистой равнины. Врытые в материк сваи, по-видимому, являются остатками мостков, облегчающими подход к реке ( Д.А. Крайнов, 1987, стр.54).
Основными видами хозяйственной деятельности носителей Восточноприбалтийской культуры боевых топоров было скотоводство, о чем свидетельствуют кости домашней свиньи, козы, овцы; охота и рыболовство,подтверждением чему служат находки костей диких животных и гарпунов для ловли рыбы и рыбьих костей. О наличии земледелия говорят зерна пшеницы из Крейчи в Латвии (Д.А. Крайнов и др.,1987, стр. 55),следы обугленных пшеничных зерен на керамике из Иру в Эстонии ( А. Kriiska,2000, стр.59-79) , а также многочисленные каменные терочники, происходящие в том числе и из поселения Абора в Восточной Латвии ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.55).
Косвенные свидетельства позволяют предполагать подсечно-огневое земледелие, в частности на территории Эстонии ( А. Kriiska,2000, стр.59-79).
Пока нет убедительного археологического подтверждения присутствию коровы, собаки и лошади: остеологические остатки этих видов животных носят сомнительный характер. Однако, по аналогии с другими культурами культурно-исторической общности, можно полагать, что корова конечно же была в составе стада.Уже хотя бы потому, что корова известна юго западнее - на территории Висло-Неманской культуры. Это относится и к собаке. Что касается лошади, то имеются археологические свидетельства ее наличия , например, на поздних этапах развития Фатьяновской культуры из чего можно сделать предположение, что в это же время она могла быть известна и в Восточной Прибалтике.
Погребения Восточноприбалтийской культуры боевых топоров представлены захоронениями на территории поселений, групповыми могильниками и одиночными могилами. Все погребения бескурганные.
На поселении Абора-I ( Лубанская равнина) раскопано шесть погребений. Все погребения совершены в скорченной позе, ориентированные головой на Юго-Запад. В могилах отмечены следы деревянных погребальных сооружений — т. н. «домиков мертвых». Погребальный инвентарь состоял из янтарных зубообразных и ключевидных подвесок, ожерелий из пронизок, зооморфных фигурок и фигурных подвесок (Д.А.Крайнов и др.,1987,стр.52).
Одна могила, содержащая каменный сверленный боевой топор найдена на поселении Рутениеки недалеко от г. Риги ( Д.А. Крайнов и др. 1987, стр.52)

Рис.12. Глиняный сосуд. Рутениеки ( по А.Х. Моора).
Среди других грунтовых могильников на территории Латвии следует упомянуть Звейниеки и Крейчи.
В Звейниеки обнаружено шесть погребений в скорченной позе, с ориентировкой головами на Юг и на Север. Могильные ямы овальной формы, длиной 1,2 м. и очень незначительной глубиной 0,45-0,5 м. В одном из погребений найдены две роговые пластинки с орнаментом.
(Д.А.Крайнов и др., 1987, стр.52). Подобные изделия часто встречаются в захоронениях культурно-исторической общности боевых топоров и шнуровой керамики. Наиболее вероятная интерпретация, что это накладки на кончики поясов ( S.Lenczycki,1989, стр.111-123).
На востоке Латвии в могильнике Крейчи исследовано также шесть погребений, совершенных в скорченной позе. Как и в Звейниеках, могильные ямы отличаются небольшой глубиной 0,25-065 м. Некоторые могилы имели камни по краям, а в одной могильной яме было перекрытие из плотно приложенных друг к другу камней. Погребальный инвентарь отсутствовал (Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.52).

Рис.13.: 1,2 Костяные накладки из Звейниеки и Абора. 3. Костяная булавка (Абора). 4. костяная лунница (Абора). 5.Кружок их кости(Абора). 6,7. Янтарные привески(Абора).
Большой интерес представляет могильник Сопе в северо-восточной Эстонии. К сожалению его раскопки проводились в дореволюционные и довоенные годы, что сказалось на качестве исследований. Могильник содержал остатки 10 погребений и его площадь, вероятно, была значительной, поскольку одна группа могил обнаружена от другой на расстоянии 150 м. Только в трех случаях можно говорить о позе погребенных ( из-за непрофессиональных дореволюционных раскопок — прим. мое).Во всех трех случаях мы имеем дело со скорченной позой (Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.52). Наиболее известно женское погребение 2.Вероятно глубина могилы была незначительной. Костяк находился скорченно на правом боку, правая рука была под черепом. Ориентировка головы умершей на Северо-Запад.Среди погребального инвентаря обнаружен почти полный керамический сосуд, костяное шило и раковины пресноводных жемчужниц. Под плечем погребенной находилась горсть небольших камней, положенных туда, вероятно, преднамеренно (Я.Янитс, 1952, стр.53 ; А.Kriiska and others,2007, стр.99-100). В числе прочих находок в могильнике Сопе было янтарное кольцо, каменные сверленные боевые топоры, костяные изделия и зуб свиньи (Я.Янитс, 1952,стр.53; Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.52). По костям указанного женского погребения 2 получена абсолютная дата 2850 ВС (А.Kriiska and others,2007, стр.85).

Рис.14. Погребение 2. Могильник Сопе.
Очень интересен керамический сосуд, найденный в Сопе. Его шейка короткая, вокруг шейки имеется валикообразный налеп, украшенный двумя рядами точек или наколов.
Сосуд из Сопе по своей форме весьма близок к кубку из могильника Тика, а также некоторым сосудам Висло-Неманской культуры, например, происходящим с поселений на Куршской косе (например А.Х.Моора,1952, стр.7, рис.3).

Рис.15. Керамический сосуд из погребения 2 в Сопе. Графическая реконструкция по женскому черепу из погребения 2 в Сопе.
Могильник в Арду ( северная часть Центральной Эстония) был обнаружен в довоенные годы.Здесь найдены два мужских захоронения в непосредственной близости ( в 1,5 м.) друг от друга. Оба умерших были положены на правый бок в скорченном положении, головами на Север.
Костяк, расположенный восточнее залегал на глубине 80-90 см. У черепа найден каменный рабочий топор, возле таза кремневый нож и фрагмент костяной проколки. На груди костяной предмет в виде палочки с круглым поперечным сечением.
Примечательно погребение 2.В могиле прослежены полосы тлена — вероятно остатки погребального сооружения. Костяк лежал на глубине 1-1,2 м. Умершего сопровождал обильный погребальный инвентарь:возле черепа слева найден каменный сверленный боевой топор типа Карлова и керамический сосуд, от которого до нас дошли только 10 фрагментов ( остальные были утрачены при находке погребения — прим. мое),с нарезным елочным орнаментом.В районе правого плеча — костяное тесло или долото. У правой кисти кремневый клиновидный рабочий топор, шило из кости козы либо овцы, проколка из рога и отжимник для ретуширования кремневых изделий.Около левой кисти - кремневый нож на отщепе.Помимо этого, у тазовой части -костяная палочка с отверстием в слегка утолщенной средней части, сходная с найденной на груди предыдущего костяка.Скелет принадлежал мужчине 40-45 лет, крепкого телосложения, ростом 175-178 см. По черепу умершего М.М.Герасимовым выполнена пластическая реконструкция ( Я.Янитс, 1952, стр.55; А.Kriiska and others, 2007, стр. 101-102). Согласно абсолютной датировке, могила датируется 2860 ВС
( А.Kriiska and others, 2007, стр. 85).
По мнению Я.Янитса, указанные выше костяные палочки служили для закрепления одежды при помощи шнура, который накручивался на них или завязывался через петли ( Я.Янитс, 1952, стр.55).

Рис.16. План погребения 2 в Арду ( по я. Янитсу).

Рис.17. Каменный топор типа Карлова и инвентарь погребения 2 в Арду. Костяные булавки из погребения 1 и 2 в Арду.

Рис.18. Реконстукция М.М. Герасимова по черепу из погребения 2 в Арду.
В восточной части Эстонии известны два могильника Кунила и Кивисааре, а также одиночное погребение в г. Тарту в парке усадьбы Карлова.
В Кунила найдены три мужских захоронения.Одно из них — с каменным боевым топором полностью разрушено при выборке гравия. Второй костяк находился в сильно скорченном положении. Возле правой руки лежали каменный боевой топор, нож из клыка кабана и резец кабана, а по другую сторону скелета — снова нож из клыка кабана, два резца кабана и кремневый нож. В непосредственной близости от черепа найдено каменное желобчатое долото.
Указанное второе захоронение частично перекрывало третье погребение.Кости левой ноги из третьего погребения находились под черепом второго захоронения.Инвентарь могилы состоял из клиновидного рабочего топора и двух точильных камней.
Среди человеческих костей найдены три кости домашней свиньи, а приблизительно в 5 м. от костяков была положена голова свиньи ( Я.Янитс, 1952, стр.57,59).
Могильник в Кунила имеет дату 2570 ВС ( А.Kriiska and others, 2007,стр.85).
Самое большое число захоронений (более 20) обнаружено в могильнике Кивисааре на северном побережье озера Выртсярв. Поза покойников вытянутая на спине. Инвентарь состоял из просверленных зубов животных, кремневых скребков, костяных изделий и бронзового серпа . Здесь же найдены кости диких и важнейших домашних животных: лошади, коровы, свиньи, овцы или козы,собаки. Однако нельзя с уверенностью утверждать , что все эти кости связаны с могильником.( Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.53; А.Х.Моора, 1952, стр.7; Я.Янитс, 1952, стр.59).
Представляется, что совершенно прав Д.А. Крайнов,считая погребения в вытянутой позе наиболее поздними (Д.А. Крайнов и др.1987, стр.53). Хотя, вероятно, в указанном случае следует уже говорить не о культуре боевых топоров и шнуровой керамики, а о гибридных т. н. «постшнуровых» древностях.
Но особенно интересно мужское захоронение в г. Тарту (в парке Карлова). На нем я остановлюсь немного подробнее.
Умерший лежал в вытянутом положении в направлении с Севера на Юг. В могильной яме, в области грудной клетки погребенного зафиксирована большая известняковая плита. Погребальный инвентарь состоял из каменного сверленного топора типа Карлова и трехгранного наконечника стрелы из оффилита.По остаткам костей погребение датируется приблизительно 2460-2300 ВС ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.53; А.Kriiska and others, 2007,стр.85,104-105).
Очень много вопросов вызывает сочетание в одном комплексе сверленного топора типа Карлова и каменного трехгранного наконечника стрелы и сама вытянутая поза покойника. Дело в том, что именно находка топора в Карлова дала название целому типу каменных боевых топоров в Эстонии — топоры типа Карлова ( более подробно об этом ниже). Каменный топор типа Карлова присутствует в таком раннем погребении Восточноприбалтийской культуры боевых топоров как Арду ( см. выше). Каменные трехгранные наконечники стрел не характерны для культуры боевых топоров и шнуровой керамики. Они присутствуют в местном позднем неолите, но в большей степени происходят из поздненеолитических памятников Финляндии, Норвегии и Кольского полуострова. Все это сильно смущает некоторых исследователей (А.Kriiska and others,2007,стр.106,110 ).
В связи с погребением в Карлова, представляется справедливым мнение М.А.Юшковой о том, что в Эстонии смешение носителей культуры боевых топоров и шнуровой керамики с местным населением и возникновение культурных гибридных т.н.постшнуровых образований (древностей) относится к достаточно раннему времени — примерно 2300 ВС (М.А.Юшкова, 2011, стр.8).
Также нужно отметить, что и начало активных контактов носителей Скандинавской культуры боевых топоров с автохтонными племенами Культуры Ямочной Керамики относят ко времени 2500-2400 ВС, а приблизительно к 2300 ВС обе культуры в Южной Швеции окончательно смешиваются (A.М.Larsson, 2009, стр.411).
Полагаю, что близкая ситуация и в соседней Финляндии.
Что же касается каменных сверленных топоров типа Карлова, обнаруженных как в ранних, так и в поздних комплексах, то, на мой взгляд, это еще раз свидетельствует о том, что изготовление целого ряда вещей в культурах боевых топоров и шнуровой керамики продолжалось очень длительное время.
Помимо этого, значительная часть захоронений Восточноприбалтийской культуры боевых топоров известна на островах Эстонии Саарема и Муху.
Здесь нужно указать на погребение в Тика на острове Саарема, случайно найденное в довоенные годы. По информации очевидцев, скелет лежал в гравии, на глубине примерно 30 см., головой на Север. В погребении обнаружен керамический сосуд. Кроме этого здесь же были зуб козы или овцы и двусторонний костяной гарпун (Я.Янитс, 1952, стр.57). Сосуд, происходящий из этого погребения своей формой очень похож на сосуд из Сопе, равно как и на некоторые керамические формы Висло-Неманской культуры.Абсолютная дата данного захоронения несколько пространна 2840-2620 ВС ( А.Kriiska and others, 2007, стр. 85,102-103).

Рис.19: 1. Сосуд из погребения в Тика. 2. Сосуд из погребения в Сопе. 3. Сосуд Висло-Неманской культуры. Куршская коса.
С острова Муху из района поселке Кюласема происходят два захоронения, в т.ч. и самое первое, относящееся к культуре боевых топоров и шнуровой керамики открытое на территории Эстонии. По названию поселка, тип боевого топора, найденного в захоронении стал называться в среде эстонских археологов «типом Кюласема» ( Я.Янитс, 1952, стр.57).
Добавлю, что Д.А.Крайнов отмечает, поскольку могильники в Эстонии не раскапывались, трудно судить о формах и размерах погребальных сооружений, но судя по описанию погребений,погребальные сооружения в могильниках Эстонии были такими же, как в Одиночных погребениях Дании, в погребениях Финляндии и Фатьяновской культуры ( Д.А.Крайнов и др.,1987, стр.53).
Среди керамических форм Восточноприбалтийской культуры распространены сосуды типа кубков, причем очень часто в Восточной Латвии и Эстонии они имеют невысокую шейку. Кроме того характерны широкогорлые горшкообразные сосуды, в т.ч. с налепами, различные мисочки и ванночки , близкие аналогичным формам в Висло-Неманской культуре, где они, вероятно, берут начало от древностей «вальдбургского типа». Амфоры встречаются редко, есть близкие Злотским и Саксо-Тюрингским образцам. В Эстонии встречаются сосуды, сопоставимые с сосудами Скандинавской и Финской культур боевых топоров, а в Прибалтике в целом — Фатьяновской культуре.
Для керамики характерен шнуровой орнамент, орнамент в виде нарезной елочки, налепные валики, нарезной орнамент, разнообразные наколы и т.д.
За Восточноприбалтийскими каменными сверленными боевыми топорами закрепилось не вполне научное название «ладьевидных» по очертаниям, напоминающим в плане ладью.
В Эстонии до сих пор, но скорее традиционно существует, и старая классификация боевых топоров по названиям пунктов их первых находок. К примеру:
Топор типа Кюласема отличающийся более — менее овальным поперечным сечением ( А.Х. Моора, 1952,стр.8). Еще в 1952 г. А.Х. Моора отмечал, что этот тип топора встречается по всей Прибалтике ( А.Х. Моора, 1952, стр.8). Сегодня географию распространения этого типа нужно значительно расширить. Согласно классификации Д.А. Крайнова это обушковый тип топора (Д.А. Крайнов, 1972, стр. 43). По классификации П.Глоба - топоры типа В, либо очень близкие им формы.Распространены они в пределах всей культурно-исторической общности.
Топор типа Карлова — втульчатый топор с прямым и ровным верхом, на обухе топора имеется расширение, либо ярко выраженная «шляпка» ( А.Х. Моора, 1952, стр.8). Помимо Восточной Прибалтики, подобные топоры распространены в Финской и Скандинавской культурах боевых топоров, в последней, по местной классификации ,близкие формы именуются типом В ( М. Мalmer, 2002).
Каменные топоры пентагональных форм типа Халоханьо и Кривски (V.Lang,2010, стр.9) и т. д.

Рис.20. Типы эстонских каменных боевых топоров : 1. Топор типа Кюласема, 2. Топор типа Карлова, 3. Острообушковый топор, 4. Топор типа Кривски, 5. Дегенеративная форма каменного топора.
Конечно же каменные сверленные топоры в Восточной Прибалтике имеют гораздо более разнообразные и различные формы.
Довольно часто здесь встречаются коротколопастные обушковые топоры ( по классификации Д.А. Крайнова) они же топоры «типа А» ( по классификации П.Глоба), а также много и других форм, к примеру, сопоставимых с аналогичными формами топоров Фатьяновской культуры и других культур общности.
И вообще на территории Латвии известны большинство типов каменных топоров.
Своеобразной формой, распространенной , в основном, только в северной части Восточной Прибалтики являются острообушковые топоры. Для них характерен ромбический фронтальный профиль,причем кончик обуха короче и сужен сильнее по сравнению с концом лезвия, лезвие оттянуто назад и имеет дугообразный срез ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.55).
Очень примечательны разнообразные втульчатые топоры.Втульчатые топоры в большей степени характерны для Прибалтики(здесь они известны также и на памятниках Висло-Неманской культуры) и для Финской и Скандинавской культуры боевых топоров, где они получают свое дальнейшее развитие.
По мнению Д.А. Крайнова, втульчатая форма топора изначально зарождается именно в Восточной Прибалтике ( Д.А. Крайнов, 1972, стр.56).
Поздние, вырождающиеся формы боевых топоров именуются «дегенеративными».

Рис.21. Каменные боевые топоры, Латвия : 1.Втульчатый топор с плоской спинкой, 2. Коротколопастный обушковый или топор типа А.
Каменные орудия представлены кремневыми рабочими клиновидными топорами,среди которых есть толстообушные и тонкообушные, встречаются широкие топоры трапецевидной формы. Топоры в сечении имеют как прямоугольную, так и линзовидные формы.
Среди кремневых наконечников стрел есть треугольные с прямым или вогнутым основанием, а также ромбовидно-черешковые наконечники.
В числе прочих орудий , в основном, кремневые скребки и ножи.
Украшения в Восточноприбалтийской культуре боевых топоров изготовлены из кости и янтаря. Из костяных украшений следует отметить костяные лунницы, очень близкие костяным лунницам Фатьяновской культуры (Д.А. Крайнов, 1972, стр.87, рис.35). Нередки и костяные накладки на кончики поясов, такие накладки характерны для культурно-исторической общности в целом. Довольно часто находят костяные кружки с отверстием посередине и костяные булавки. Как и во всех других культурах общности , имеются подвески и пронизки из зубов животных.
Для составления ожерелий широко использовались разнообразные янтарные пронизки. Для украшения головного убора употреблялись клиновидные и зубовидные привески ( Д.А. Крайнов и др.,1987, стр.55). Янтарные пуговицы округлой, квадратной, либо прямоугольной форм.
Янтарь добывался и обрабатывался на всей территории Южной и Восточной Прибалтики очень давно.Но местные неолитические культуры имели очень слабые связи с культурами Центральной Европы, поэтому указанная добыча и обработка имела, в основном, местное локальное значение. И только после появления в регионе носителей Культуры Шаровидных Амфор, а также носителей культур боевых топоров и шнуровой керамики, здесь ( особенно в Южной Прибалтике) возникает мировой янтарный центр, о котором писал Я.Чебрещук (J.
J.Czebreszuk,2003).
В заключении хотелось бы отметить, что Восточноприбалтийская культура боевых топоров обнаруживает несомненную близость с Висло-Неманской культурой, особенно на относительно ранних этапах своего развития.Вероятно в их основе некая единая группа древнего населения.
На территории Северной Эстонии выкристаллизовывается собственный вариант культуры боевых топоров и шнуровой керамики по типам каменных боевых топоров и керамики. Здесь каменные топоры и некоторые керамические формы сопоставимый с Финской культурой боевых топоров.

Рис.22 Сосуд эстонского варианта культуры боевых топоров. Боевые топоры. Эстония.(коротколопастной обушковый или тип А, тип Карлова и Кюласема).
Еще один локальный вариант складывается в Восточной Латвии — на Лубанской равнине.
Есть основания полагать, что именно Прибалтике следует искать древнейшие корни Финской и Скандинавской культур боевых топоров, а также части Фатьяновской культуры.
Литература:
И.И. Артеменко.Культуры шнуровой керамики: среднеднепровская, подкарпатская, городокско-здолбицкая, стжижовская./ Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.1987
О.Н. Бадер. Балановская культура./Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.1987
С.С. Березанская.О так называемом общеевропейском горизонте культур шнуровой керамики Украины и Белоруссии./ СА № 4. М.1971
Э.Б.Зальцман.Поселения культуры шнуровой керамики на территории Юго-Восточной Прибалтики. М.2010
Д.А. Крайнов. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М.1972
Д.А.Крайнов, И.А. Лозе. Культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров в Восточной Прибалтике./ Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М.1987
А.Х.Моора.Памятники позднего неолита и ранней эпохи металла в Прибалтике./ КСИИМК, вып.XVIII. М.1952
В.В. Сидоров, А.В.Энговатова. Ханевский могильник и древнейшие памятники фатьяновской культуры./ АПВМК №7. Иваново 1992
М.А. Юшкова.Эпоха бронзы и ранний железный век на Северо-Западе России. / Автореферат кандидатской диссертации. СПб 2011
Я.Янитс.Поздненеолитические могильники в Эстонской ССР./ КСИИМК, вып. XLII, М.1952
J.Czebreszuk.Amber on the Threshold of a World Career./ Amber in Archaeology. Riga 2003
J.Czebreszuk.Corded ware from East to West. Poznan,2004
E.Fornander.Consuming and communicating identities.Dietary diversity and interaction in Middle
Neolithic Sweden. Stockholm 2011
M.Furholt. Absolutchronologie die Entstehung der Schnurkeramik. Bamberg 2003
A.Kriiska. Corded Ware culture sites in north-eastern Estonia./ De temponbus antiquissimus
ad honorem Lembit Jaanits. Tallin 2000
A.Kriiska, L.Lougas, M.Lohmus. New AMS dates from Estonian stone age burial sites./Estonian
Journal of Archaeology 11, 2, 2007
V.Lang. The Early Bronze Age in Estonia : sites, finds and the Transition to Farming./Baltic Prehistoric Interactions and Transformations: the Neolitic to Bronze Age. Gotland University Press 5, 2010
A.M.Larsson.Breaking and Making Bodies and Pots. Material and Ritual Practices in Sweden
in the Third Millennium BC. Uppsala 2009
S.Lenczycki.Gurlelplatten bei den Lokalgruppen der Schnurkeramik einige Gedanken zur
Entwicklung einer Trachtsitte./ Das Phostenloch. Beitrage zur Geschichte der Jungsteinzeit,1989
J.Machnik.Aus den studifn uber die Schnurkeramische kultur in Kleinpolen./ Archaeologia Polona,
vol.VIII.Wroclaw 1965
J.Machnik. Krag Kultury ceramiki sznurowej./Prahistoria ziem Polskich..,т.2,Wroclaw 1979
J.Machnik. Rzucevo culture and the Early Horizon of the Corded Ware./ The Built Environment of Coast Areas during the Stone Age. Gdansk 1997
M.Malmer. The Neolithic of South Sweden.TRB,GRK and STR. The Royal Swedish Academy
of Letters History and Antiquties.Stockholm 2002
D.Raetzel-Fabian. Gottinger Typentafeln zur Ur-und Fruhgeschichte Mitteleuropas. Neolithikum.
Gottingen, 2002
R.Rimantene. Die Haffenkustenkultur in Litauen./Praehistorica, vol.XIX, Praha 1992
P. Tebelskis, R.Jankauskas. The late neolithic grave at Gyvakarai in Lithuania in the context of
current archaeological and anthropological knowledge./ Archaeologia Baltica 6, Klaipeda 2006
R.Wiermann. Die Becherkulturen in Hessen. Freiburg, 2004