Dryhavič
Именно об этих, но там правда цифры гораздо больше, чуть ли не 10 млн. Вообще довольно интересно, что судя и по последним ответам тема эта крайне неизвестная, хотя о том же армянском геноциде я думаю знает каждый.
Ну в России обыватели мало что знают про историю Восточной Европы за пределами России, в принципе. Так как для Голливуда и западных медиа эта тема тоже не родная, то и через кино тоже мало что проникает.
Бюргер
Постоянный участник
Ну в России обыватели мало что знают про историю Восточной Европы за пределами России, в принципе. Так как для Голливуда и западных медиа эта тема тоже не родная, то и через кино тоже мало что проникает.
Ну я то и говорил, что аудитория БС всё-таки не простые обыватели, а так беженцы ПМВ это вполне себе и история России, мне кажется тут сказался общий негласный запрет на историю ПМВ и Гражданской в Союзе.
Nobody
Латышские стрелки тоже ведь в каком то плане такие беженцы... Ведь Ригу немцы взяли.
Но я не встречал чтобы их кто-то называл беженцами.
Латышские стрелки и беженцы это не одно и тоже. А так историю Латвии, латышей и в том числе латышских и особенно красных латышскох стрелков в омногом определил феномен беженцев. roaring правильно актуализирует этот вопрос, так многие кто пытается говорить об истории России и о латышских стрелках или красных латышскох стрелках и о красных и не столько и не только красных латышах в России и потом в СССР совсем не знают и не учитывают вопрос беженцев. По сути в основной массе это были не добровольные беженцы , а принудительно эвакуированые жители Курляндской губернии (в основном), если ы говорим о Латвии. Политические идеи Латвийского государства и вообще практика политической и общественной жизни, самоорганизации во многом вынашивалась в среде этих беженцев. Часть этих беженцев по рязным причинам большивизировалась. Но это, конечно штамп, что красные латышские стрелки, это унеждёные большевики. И вообще это глупый штамп: "красноармейцы/красные - убеждённые большевики; белые - убеждёные монархисты или реакционеры" На самом деле была просто мобилизация, какая власть мобилизовала, за ту и воевал. Выбора просто не было. Это если мы говоримоб основной массе увхастников гражданской войны
Бюргер
Там не менее Рига была оплотом большевизма ещё до революции, никто тогда не мобилизовывал...Латышские стрелки и беженцы это не одно и тоже. А так историю Латвии, латышей и в том числе латышских и особенно красных латышскох стрелков в омногом определил феномен беженцев. roaring правильно актуализирует этот вопрос, так многие кто пытается говорить об истории России и о латышских стрелках или красных латышскох стрелках и о красных и не столько и не только красных латышах в России и потом в СССР совсем не знают и не учитывают вопрос беженцев. По сути в основной массе это были не добровольные беженцы , а принудительно эвакуированые жители Курляндской губернии (в основном), если ы говорим о Латвии. Политические идеи Латвийского государства и вообще практика политической и общественной жизни, самоорганизации во многом вынашивалась в среде этих беженцев. Часть этих беженцев по рязным причинам большивизировалась. Но это, конечно штамп, что красные латышские стрелки, это унеждёные большевики. И вообще это глупый штамп: "красноармейцы/красные - убеждённые большевики; белые - убеждёные монархисты или реакционеры" На самом деле была просто мобилизация, какая власть мобилизовала, за ту и воевал. Выбора просто не было. Это если мы говоримоб основной массе увхастников гражданской войны
Nobody
Там не менее Рига была оплотом большевизма ещё до революции, никто тогда не мобилизовывал...
А так ясно - что в Гражданскую кто мобилизовал, за того и шли.
Но опять красные латышские стрелки были идейными.
П. С. Мы сейчас не касаемся того вопроса, что по факту революция конечно привела совсем не туда, куда планировали и чего хотели.
Вы опять какое-то клише повторярта. нет сейчас времени опроворгать. Мне на одно ваше предложение прийдётся приложить не мало времени и энергии. Не стоит свеч. Но вопрос совершенно не отом. Во первых надо разобраться с латышскоми стрелками/ Кто это такие и почему они появились и какая их роль. Мы не можем говорить о красных латышских стрелках, не затрагивая тему латышских стелков и Первой мировой войны. И надо понимать что первично, что вторично. Почему красные стрелки большивизировались? И тут надо знать вообще историю Первой мировой на территории Латвии. Другой вопрос и это совсем другие люди (часть из них) , латышские стрелки, которые были мобилизованы в состав подразделений крсных латышских стрелков из числа беженцев и ранних латышских жителей не прибалтийских губерний. И эти красные стрелки принимали участие в боевых действиях на территории всей РИ и на протяжении всей Гражданской войны. Вы всё упростили до банальной и глупой схемы, которая в сути неправильная.
p.s. и ещё. Начитавшись отрывков вне контекста у "классиков" марксизма и троцкизма про роль и значение прибалтийских социалдемократов, революционеров , вы делаете неочевидные выводы. Про революционные идеи и идеи социалдемократии вообще , тоже можно отдельно говорить. В однпм предложении не получится это объять. Может поэтому (из-за ленности) многим удобно всё вклинить в один удобный штамп
Бюргер
Вам просто как очень политически либеральному человеку не приятно, что рабочие Риги и стрелки симпатищировали рсдрп(б). Почему так вышло - да это действительно не так важно, потому не надо тратить время.Вы опять какое-то клише повторярта. нет сейчас времени опроворгать. Мне на одно ваше предложение прийдётся приложить не мало времени и энергии. Не стоит свеч. Но вопрос совершенно не отом. Во первых надо разобраться с латышскоми стрелками/ Кто это такие и почему они появились и какая их роль. Мы не можем говорить о красных латышских стрелках, не затрагивая тему латышских стелков и Первой мировой войны. И надо понимать что первично, что вторично. Почему красные стрелки большивизировались? И тут надо знать вообще историю Первой мировой на территории Латвии. Другой вопрос и это совсем другие люди (часть из них) , латышские стрелки, которые были мобилизованы в состав подразделений крсных латышских стрелков из числа беженцев и ранних латышских жителей не прибалтийских губерний. И эти красные стрелки принимали участие в боевых действиях на территории всей РИ и на протяжении всей Гражданской войны. Вы всё упростили до банальной и глупой схемы, которая в сути неправильная.
Nobody
Вам просто как очень политически либеральному человеку не приятно, что рабочие Риги и стрелки симпатищировали рсдрп(б). Почему так вышло - да это действительно не так важно, потому не надо тратить время.
Nobody
Вам просто как очень политически либеральному человеку
Бюргер
Ну, при определённых условиях могла и Рига быть в составе раннего СССР. Ну, вышло немного по другому, но не из-за того что латыши такие антибольшевики были. В Германии ведь соцдемы ведь тоже имели какое то время перевес.но это никогда не было не идеей ни политикой государства Латвия, нацинальной идеи.
Nobody
Ну, при определённых условиях могла и Рига быть в составе раннего СССР. Ну, вышло немного по другому,
Бог миловал. Уверен, что при таком раскладе до смерти Сталина таких латышей уже бы не было. И не спроста вы пишите "Рига", а не "Латвия". Скорее всего уже изначально Латгалия бы осталась в БССР (Витебской губернии), а как поделилили бы Лифляндскую и Курляндскую губернии, одномуЛенину со Сталиным известно. К 50 году латышский вопрос был бы решён окончательно. Ригу могли бы перименовать в Гагарин (кстати такие идеи были даже при живых латышах) и Латвия вместе с городом Гагарин приобрела бы весьшарм Кал.области, Скорее всего и до областного значения снизвилибы, а может бы и игрались в автономную республику РСФСР, как в случае с Карелией
Бюргер
Ну, если немцы взяли Ригу в пмв...Бог миловал. Уверен, что при таком раскладе до смерти Сталина таких латышей уже бы не было. И не спроста вы пишите "Рига", а не "Латвия". Скорее всего уже изначально Латгалия бы осталась в БССР (Витебской губернии), а как поделилили бы Лифляндскую и Курляндскую губернии, одномуЛенину со Сталиным известно. К 50 году латышский вопрос был бы решён окончательно. Ригу могли бы перименовать в Гагарин (кстати такие идеи были даже при живых латышах) и Латвия вместе с городом Гагарин приобрела бы весьшарм Кал.области, Скорее всего и до областного значения снизвилибы, а может бы и игрались в автономную республику РСФСР, как в случае с Карелией
Постоянный участник
Nobody
Бюргер
Да мне не важно как там должно быть по вашему, или как лучше. Рига была одним городов, где позиции большевиков сильны. И если бы Гогенцоллерн её не взял, то там было бы тоже самое что и в РИ.так немцы (т.е. Германия) её и взяли. Я опять вынужден отсылать вас изучать историю РИ.
Постоянный участник
Да мне не важно как там должно быть по вашему, или как лучше. Рига была одним городов, где позиции большевиков сильны. И если бы Гогенцоллерн её не взял, то там было бы тоже самое что и в РИ.
А хорошие немцы или плохие - я не касаюсь этого вопроса. Кто как хочет.
И в Хельсинки большевики были сильны. Фактически во время гражданской войны это красный город был. Взяли его опять же немцы, отнюдь не белофинны.
Nobody
то там было бы тоже самое что и в РИ.
Рига была одним городов, где позиции большевиков сильны.
Бюргер
Nobody
Пользователь
Серия портретов солдат ПМВ от французского художника. Мне понравилось
https://warspot.ru/1...uzya-i-ih-vragi
Dryhavič
Dryhavič
Три дня на сборы дало царское правительство населению Бреста
https://vb.by/societ...iyu-bresta.html
Летом и осенью 1915 года в ходе Первой мировой войны из западных губерний Российской империи было выселено до 3,2 миллиона человек. Подавляющее большинство – из восточных воеводств современной Польши, в том числе из нынешних Брестской и Гродненской областей Беларуси.
«Голодная толпа беженцев рвалась до котлов. Её сдерживали солдаты. Походные кухни светились и освещали, кажется, только одни глаза – выпуклые, стеклянные глаза людей, которые ничего не видели, кроме открытых котлов, от которых подымался пар.
— Пуска-а-ай! – отчаянно крикнул кто-то.
Толпа рванулась. Она оторвала мальчишку от Сполоха. Мальчик споткнулся и повалился под ноги сотен людей, которые рванулись до котлов. Он не успел даже крикнуть».
Это одна из первых записей в дневнике будущего знаменитого писателя Константина Паустовского, в 1914 году записавшегося санитаром и начавшего службу в военно-санитарном поезде. Трагедия, описанная Паустовским, случилась в Кобрине. Мальчишка в порванной гимназической шинели и его сестра лет двенадцати, потерявшие мать, были подобраны будущим писателем и его сослуживцем Сполохом под Брестом. Сестра погибшего, потрясённая случившимся, рванулась искать маму. Её пытались остановить… Больше её никто не видел… И это лишь маленький фрагмент трагедии, разыгравшейся на нашей земле летом и осенью 1915 года.
По официальным данным, на февраль 1917 года во внутренних районах России находилось 750 680 беженцев из Гродненской губернии. Надо учитывать, что часть покинувших свои дома осели в восточных регионах Беларуси, многие умерли, в том числе в самом начале своего пути. Было эвакуировано подавляющее большинство православных из окрестностей Холма, Люблина и Белостока (ныне Польша) и бывшей Гродненской губернии (ныне Брестская и Гродненская области Беларуси). Уезжали из западных уездов Минской (регион Пинска и Барановичей), части Виленской губернии, на территории которой в то время проживали, в основном, не этнические литовцы, а белорусы, поляки и евреи.
Первая мировая война катком прошлась по жителям нынешней Брестской области. Фактически для них она началась 1 августа 1914 года, когда кайзеровская Германия объявила войну Российской империи. Первоначально российская армия имела определенные успехи, но уже с начала 1915 года фронт покатился на восток. Одной из мер, которые предприняло царское правительство, пытаясь остановить наступление немецких и австро-венгерских войск, была тактика «выжженной земли». Предполагалось, что враг будет занимать территорию, на которой не будет ни людей, ни домов, ни продовольствия.
Надо сказать, что первые беженцы из польских земель и Гродненской губернии появились еще в конце 1914 года, но это были, если можно так сказать, «добровольцы». Летом 1915 года принято решение об эвакуации населения в принудительном порядке. Но четкого плана не было. Отсюда неразбериха, разлучение семей, гибель в дороге.
Пути, ведущие на восток, были запружены телегами. По воспоминаниям одного из беженцев, ситуация возле Пружан выглядела так: «Быть откинутым на обочину означает потерю огромного количества времени (до нескольких часов), чтобы втиснуться между возов. И в этом нет ничего удивительного, потому что тех возов было столько, что порой ехали в три ряда, причем не было видно ни их начала, ни конца».
И если в организации эвакуации не было никакого порядка, то уничтожать оставленные города и деревни не забывали. Полковник С.А. Торнау, часть которого отступала к Брест-Литовску, вспоминал: «Местность, через которую проходили наши войска, была предана огню. Сжигались деревни, скирды с хлебом, скот либо уничтожался, либо угонялся за войсками… Огнем беспощадно уничтожались целые цветущие районы. Население выгонялось с насиженных мест и должно было бежать в глубь России, погибая по дороге от голода и эпидемий. Самая жестокая и бессмысленная страница войны начиналась. Ни в чем не повинные мирные жители, забрав с собой лишь самые необходимые вещи, бежали без оглядки…»
Правда, в исключительных случаях можно было откупиться. Один из жителей Ружан вспоминал: «За несколько дней до прихода немцев появились казаки. Их командир заявил, что подпалит город. После того, как казаки начали поливать дома керосином, член комитета принес им 500 рублей, и они съехали. Горизонт со всех боков от города был красным от полыхающих деревень».
В июле 1915 года фронт приблизился к Брест-Литовску. Несмотря на настойчивые просьбы коменданта Брест-Литовской крепости генерал-лейтенанта В.А. Лайминга, утверждавшего, что крепость сумеет устоять в полной блокаде 8 месяцев, был отдан приказ об эвакуации гарнизона и военного имущества. И о безусловной эвакуации населения. Приказ об эвакуации в 3-дневный срок (!) населения города был отдан Лаймингом 1 августа, крепость и город были заняты в ночь с 12 на 13 августа по старому стилю. Не удивительно что сборы и отъезд превратились в хаос и кошмар.
Брестский историк Константин Жуков опубликовал некоторые документы, хранящиеся в фондах мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» и относящиеся к августу 1915 года. В воспоминаниях И.Л. Мелентовича, военного фельдшера, говорится: «Вся железная дорога была загружена поездами. Наш поезд был последним, шёл, можно сказать, пешком, часто часами стоял на дороге. Все дороги и территория, сколько могли видеть глаза, были сплошь загружены изгнанными из своих жилищ беженцами из Польши, Белоруссии с подводами, коровами, гружёными велосипедами, ручными тележками, все живое было нагружено тяжелыми предметами. Это был сплошной настоящий ад при жизни живых людей…». В ту пору 15-летний В.Д. Игнатович вспоминал: «Наша эвакуация была похожа на бегство. Со времени получения приказа об эвакуации прошло только двенадцать часов, а наш поезд уже шёл в центр России».
Сам город накануне отступления войск был сожжен специальными командами казаков. Капитан немецкой армии Пельман записал: «Когда мы подъезжали к Брест-Литовску, то огромные столбы поднимавшегося к небу дыма подсказали то, что мы там увидим. Но действительность превзошла все наши мрачные ожидания… Мы вышли из цитадели и направились в город. И тут мосты через Мухавец оказались разрушенными; но скоро открывшаяся перед нашими глазами картина заставила нас остановиться, мы поняли, что пока не могло быть и речи о том, чтобы войти в город. Как вкопанные, остановились мы, глядя на это гигантское зрелище. Насколько мог охватить глаз, мы видели сплошное огромное море поднимавшегося к небу огня, над которым, затемняя солнце, поднималась огромная дымовая туча, возвещавшая на все окрестности: «Брест погиб!».
По позднейшим подсчетам в Брест-Литовске было уничтожено примерно 2500 зданий из 3670, в семи юго-восточных уездах Брестского округа сожжено 1006 деревень.
При изгнании жителей из родных мест не смотрели на физическую возможность выехать, на состав семьи, есть ли в ней мужчина. Нередко в путь длиной в несколько тысяч километров отправлялись матери с маленькими детьми. Вот несколько типичных историй.
Фекла Самсоновна Давидюк из деревни Дубовье близ Волчина была замужней женщиной, матерью нескольких детей, но в принудительную эвакуацию вынуждена была уехать в Саратовскую губернию без супруга Василия Андреевича Сахарчука. Его в преддверии Первой мировой войны призвали в армию. Оценив грамотность крестьянина, начальство определило его полковым писарем.
Василий Андреевич принял советскую власть, сумел разыскать свою семью, которая вернулась на родину в начале 20-х годов прошлого века. Василий Андреевич не скрывал своих симпатий к СССР, что при польских властях приводило к арестам на сутки накануне 1 мая и 7 ноября. Один из внуков Юрий Сахарчук при СССР стал организатором и руководителем одного из лучших в Беларуси профессиональных училищ (г. Высокое). А об эвакуации Фекла Самсоновна ему особенно не откровенничала: «Выгнали с родной земли, маялись в беженстве, и, слава Богу, вернулись на свою землю».
Подобная история и у Ольги Романовны Рубашевской (в девичестве Степасюк, 1912-1995 гг. жизни). Её отец Роман был призван в армию в 1914 году, служил в Брест-Литовской крепости в артиллерийских частях, где и погиб. По семейным воспоминаниям, он был унтер-офицером с правом ношения сабли (сохранилась фотография).
Брестский краевед Иван Чайчиц недавно опубликовал статью о трагедии, случившейся в Брестской крепости 5 ноября 1914 года. Тогда, как докладывали официальные лица, по «неизвестным причинам» взорвался склад с боеприпасами. Погибло 195 человек, множество было ранено, в том числе и Роман Степасюк. Через год мать с тремя детьми, младшей из которых, Ольге, едва исполнилось три года, отправили в изгнание. Цинично названное «эвакуацией». Очутились аж в Оренбургской области, вернулись в 1922 году. Из тех скитаний Ольга Романовна вспоминала постоянную нужду и голод. Навсегда запомнила множество российских песен, подпевала на праздниках местных жителей, и если уж пятак не дадут, то накормят. Бойкая по характеру она и в уже почтенном возрасте запевала не только приличный «Лопушок», но и «Уху». Нищета и несколько песен – вот и все что осталось в памяти девчонки-беженки.
Возвращение беженцев началось ещё в 1918 году и продлилось в основном до конца 1924 года. Правда, возвращались не все. Жительница Уфы (Башкирия) Ирина Стародубова пишет, что из хутора Новиковский (или Новиковка) близ Бреста бежали три семьи. Одна из них Курлюк. Впоследствии две семьи вернулась на родину, а предки Ирины Стародубовой остались в Башкирии. К слову, на новом месте беженцы основали хутор… Новиковка.
Из деревни Боровцы (ныне в черте города Барановичи) в беженство отправилась семья Ивана Грицевца и осела в городе Шумиха Курганской области. Сын главы семьи впоследствии стал прославленным летчиком, одним из немногих, кто до начала Великой Отечественной войны был дважды удостоен звания Героя Советского Союза за участие в боях в Испании и на Халхин-Голе.
По-другому сложилась судьба Александра Цвикевича, родившегося в Брест-Литовске в 1888 году (возможно в 1883 г.). Он также попал в число беженцев. Активно участвовал в помощи землякам. На I Всебелорусском съезде в декабре 1917 года был докладчиком по вопросам беженства: «Беженцы пролили море слез, когда они бежали от родных гнезд в 1915 году. По их пути появилось множество могил…» Был одним из создателей Белорусской Народной Республики, премьер-министром БНР в эмиграции. В 1925 году вернулся в Беларусь, в 1937 году расстрелян.
По подсчетам брестского историка Леонида Нестерчука, в западные регионы Беларуси вернулось не более двух третей из тех, кого жизнь заставила быть беженцем. Точных данных нет, но практически всех, кто возвратился, дома ждали пепелища, за десяток лет заросшие бурьяном. Новую жизнь приходилось начинать, по сути, с нуля.
Родители Леонида Михайловича жили в деревне Харьки Пружанского района. Но в беженстве оказались в разных губерниях. Им, можно сказать, повезло, потому что в начале 1915 года процесс выселения шел еще более-менее «цивилизованно». Жителям деревни было приказано прибыть на станцию Оранчицы на возах с минимумом багажа. А остальное имущество (топоры, сеялки и т.д.) закопать в землю. Мама будущего историка Ольга Онуфриевна в шесть лет вместе с родителями и братом были «распределены» в Екатеринбург. Семья их соседей, Нестерчуков, среди них 10-летний Михаил, – в Самару. А еще из небольшой деревеньки отправились в изгнание в Барнаул, Новгород, Тулу…
Вернувшись домой после войны, достали из земли спрятанные перед эвакуацией орудия труда. Кстати, то место и поныне называется в народе «Окопы». Правда, возвратились не все. Гибли не только по пути в Россию, но и обратно. Так, пережив эвакуацию, в дороге умер от тифа дедушка Леонида Нестерчука Онуфрий Филиппович.
В своей новой книге «Черняков» ученый-физик и историк Анатолий Гладыщук приводит фрагмент воспоминаний помещика Яна Теодора Толлочко из-под Бреста: «Мы застали абсолютную пустыню и хозяйственное омертвление. Из бывшей службы войну в Сычах пережил одинокий лесничий Феликс, как единственный житель двора. В деревне тоже остался единственный крестьянин, старик, которого семья не захотела взять с собой в дорогу. Все остальные деревенские дома зияли пустотой окон и дверных проёмов с выломанными дверьми. Поля заросли метровым пыреем и сорняками, а ближе к лесу — молодыми берёзами и сосной от самосева».
Многим западным белорусам удалось начать жизнь с нуля, благодаря упорному труду и чувству хозяина, которое воспитывалось в здешних уроженцах с малых лет. Чуть пожили – и грянула Вторая мировая…
Искатель истока
Пытался раскопать более подробно про родного брата моего прапрадеда. Воевал в составе 139 Моршанского пехотного полка, участвовал в Варшавского-Ивангородской операции, где был ранен при битве на Висле.
Русская пехота отражает ночную германскую атаку в сражении на Висле.
Позже 11.09.1915 пропал без вести возле деревни Богдановка. В Беларуси аж 7 деревень с таким названием, так что узнать даже где лежит навряд ли возможно.
Вообще не ожидал в своё время, что кто то из предков участвовал в ПМВ.
Сообщение изменено: Tora_sama, 15 Май 2021 - 23:46.
Dryhavič
Позже 11.09.1915 пропал без вести возле деревни Богдановка. В Беларуси аж 7 деревень с таким названием, так что узнать даже где лежит навряд ли возможно.
И мимо всех в сентябре 1915 проходил фронт?
Искатель истока
Искатель истока
Участник
Три дня на сборы дало царское правительство населению Бреста
Искатель истока
Может кому пригодится Именной список убитым, раненым и без вести пропавшим нижним чинам. Если вы из РФ, то заходить на рутрекер надо через впн теперь. Своих не нашёл, хотя убил не мало времени, списки мягко говоря не по алфавитному порядку губерний, но как минимум один человек там точно должен из родни фигурировать.
Сообщение изменено: Tora_sama, 31 Июль 2021 - 00:16.
Dryhavič
Любая война идёт не так, как планируют генералы. Первая мировая не была исключением. Все государства, вступившие в неё летом 1914 года, рассчитывали завершить боевые действия до наступления зимних холодов, а вместо этого пришлось приспосабливаться к затяжной войне. Русская армия вместо того, чтобы гнать неприятеля до Берлина и Вены, была вынуждена отступать, покидая Польшу, Литву и Западную Беларусь. А перед армейскими частями нескончаемым потоком тянулись вереницы беженцев.
«Должна быть превращена в пустыню»
Первые беженцы Великой войны — жители польских губерний, охваченных боевыми действиями — появились на территории Беларуси осенью 1914 года. Общее их количество было небольшим, поэтому при государственной поддержке и помощи благотворительных организаций насущные проблемы удалось решить довольно быстро. Для помощи беженцам был создан Комитет Её Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны или Татьянинский комитет. В его распоряжении имелись значительные финансовые средства и разветвлённая сеть комиссий.
Крестьянин отправляется в дорогу. Фото К. Булла. Источник: Белявина, В. Беларусь в годы Первой мировой войны. — Минск: «Беларусь», 2013
Летом 1915 года отступающая русская армия применила тактику выжженной земли. По логике Верховного Главнокомандования, оставленная врагу территория «должна быть превращена в пустыню»: движимое имущество подлежало реквизиции, люди — выселению, деревни, посевы и запасы — сожжению. Официальная пропаганда внушала, что оставаться под германцем непатриотично, распространяла слухи о невероятной жестокости противника. Зачастую обходились вообще без агитации. Под нарастающий гул артиллерийской канонады в деревню входил казачий отряд, который должен был её уничтожить. Отпущенное на сборы время зависело от желания и настроения командира. Тех, на кого слова не действовали, уговаривали плетьми. Под аккомпанемент громкой ругани, женских причитаний, детского плача и коровьего мычанья спешно формировались обозы с необходимым имуществом. Не успевали первые подводы выехать за околицу, как на противоположном конце уже полыхали подожжённые дома.
Часто за такой спешкой скрывался корыстный расчёт военных: в брошенных домах всегда можно было чем-либо поживиться. Документы об уничтожении имущества в таких случаях не составлялись. Грабежи и насилия, чинимые армией, становились обычным явлением. Люди уходили, не понимая, за что их выгнали из домов свои же солдаты.
20 июня 1915 года прибывшие в Ставку Верховного Главнокомандования председатель Татьянинского комитета А. Нейдгарт и член Государственного Совета С. Велепольский доложили об «унынии, озлоблении и смуте» среди населения, порождённых «бессистемностью эвакуационных распоряжений», «уничтожением целых селений», «частного имущества без его оценки», а также о восприятии таких действий как репрессий. Верховный немедленно отдал устное распоряжение о прекращении насильственной эвакуации. Однако запущеный маховик остановить было не так просто. Приказ о недопущении насильственного выселения пришлось повторить в конце августа. К этому времени тысячи крестьян уже самостоятельно покидали деревни, оказавшиеся в прифронтовой полосе.
«Беженцы идут безостановочной массой»
Чтобы не создавать помех военным перевозкам, железные дороги для эвакуации беженцев на первом этапе почти не использовались. Людская маса двигалась на восток по шоссе и просёлкам. В итоге летом 1915 года по всей Беларуси шли бесконечные колонны, напоминавшие медленно движущиеся деревни: возы с домашней рухлядью, сидящие на них женщины и дети, шагающие рядом мужчины, коровы и лошади.
Вдоль Брест-Московского шоссе на 160-километровом отрезке между Кобрином и Барановичами в июле 1915 года скопилось до 400 000 беженцев. На этой же дороге в пределах Минской губернии 27 июля 1915 года насчитывалось 60 000 человек, которые двигались пешком и на подводах. Через Гомель в августе ежедневно проходило от 5000 до 10 000 человек. Лето стояло сухое, и над путниками стеной поднималась пыль от тысяч ног, колёс и копыт. Во многих местах (возле Кобрина, Пинска, Пружан, Слонима, Двинска) скопления беженцев попадали под немецкие обстрелы и авиабомбёжки. Планов эвакуации не существовало, конечные точки маршрутов не определялись, что только усугубляло путаницу. Несколько деревень Новогрудского уезда в сентябре выселили в соседний Слуцкий. Затем поступила команда двигаться за Днепр. Не успели люди освоится на новом месте, как в ноябре было приказано ехать в Рогачёв. Зачем? Этого никто не объяснял.
Будущий Герой Советского Союза генерал-майор Гавриил Зданович, а в то время 15-летний парень из села Медведичи Слуцкого уезда, вспоминал:
«Когда стали приближатся немцы, жителям нашей деревни предложили эвакуироваться. Куда, на какой срок, брать ли с собой скотину — ничего не говорили. Приехали солдаты и стали всех выгонять. Сначала мы думали, что выезжаем ненадолго и недалеко. Взяли кое-что из одежды, немного продуктов, вёдра, миски. Сели, восемь человек, на повозку и со слезами на глазах выехали на шоссе Брест–Слуцк. С одной стороны отступали колонны войск с обозом и артиллерией, с другой — ехали, шли беженцы. Сзади слышалась артиллерийская стрельба.
Ехали мы много дней. Казалось, дороге не будет конца. Изредка над нами пролетали самолёты. Сначала мы их боялись, но поскольку они нас не трогали, мы перестали прятаться. Но вот однажды видим, как от самолёта оторвалось какое-то полено и с громким звуком разорвалось метрах в пятидесяти от шоссе. Все перепугались и мгновенно бросились в стороны.
Колодцев вдоль дороги было мало, и воду из них вычёрпывали идущие впереди. Большинство беженцев брали грязную рыжеватую жидкость из ручьёв и болот. Останавливались мы днём, чтобы покормить коня, и на ночь, чтобы сварить кашу в ведре и немного поспать. В дороге были открыты питательные пункты, в которых мы иногда брали на восемь человек полведра супа и миску каши. Так, почти беспрерывной колонной проходили за день 25–30 километров»
Пользуясь летней погодой, многие останавливались вдоль дорог и на лесных опушках, чтобы обеспечить домашний скот выпасом. Люди жили в повозках или строили шалаши. В таких импровизированных лагерях в районе Барановичей уже в июле насчитывалось около 100 000 взрослых и детей, в то время как довоенное население города не превышало 30 000 человек. Окрестности Минска напоминали огромный цыганский табор.
К чести властей следует сказать, что они прилагали все усилия для решения проблемы. На основных путях следования обустраивались врачебно-питательные пункты, где можно было получить медицинскую помощь, фураж для скота и горячую пищу. Однако в санитарных пунктах зачастую не хватало врачей и медикаментов, а за порцией еды приходилось подолгу стоять в очереди. В конце июля 1915 года только в Минской губернии было решено дополнительно организовать 19 питательных пунктов вдоль основных шоссейных и железных дорог, а также «немедленно командировать три врачебно-санитарных отряда для обследования беженцев, следовавших по Московско-Брестскому шоссе».
Лагерь беженцев в Слуцке.
В районе Слонима и Барановичей действовали 40 врачебно-питательных пунктов и 15 инфекционных больниц. Витебскому губернатору было отпущено 25 000 рублей на питание беженцев и организацию для них бараков. Работали Всероссийский земский союз и Татьянинский комитет. В сентябре 1915 года было создано Особое совещание по устройству беженцев и введены должности государственных главноуполномоченных. В полосе Северного и Западного фронтов беженцев обслуживало специальное учреждение Северопомощь. Открывались детские приюты, школы, мастерские, столовые, лечебницы. Активизировались и национальные организации. В ряде городов действовали отделения Белорусского общества помощи пострадавшим от войны. В губернском Витебске в 1916 году работали отделения Польского общества помощи жертвам войны и Латышского общества вспомоществования беженцам «Родина», Русский комитет по оказанию помощи беженцам и Общество охраны здоровья еврейского населения.
«Смерть перестала быть страшной»
Такой вывод сделал публицист и историк Федот Кудринский, наблюдая несколько месяцев за положением беженцев в Рогачёве. В своей книге «Людские волны» он отмечал:
«Чувство горести при утрате близких у многих сильно притупилось. Прекращение жизни глубоких стариков сдержанно приветствуется как избавление от лишнего рта и как облегчение дальнейшего путешествия. То же иногда и по отношению к маленьким детям».
Сведения о высокой смертности среди беженцев встречаются во многих документах. Люди умирали от истощения и отсутствия медицинской помощи. В довершение ко всему ряд уездов Минской губернии охватила эпидемия холеры. Первых умерших хоронили в гробах, позже стали сбрасывать в общие могилы, а затем просто присыпали землёй или забрасывали мхом в лесу. В Слуцком уезде тела умерших от холеры лежали вдоль дорог.
Беженцы на привале. Фото И. Стабровского. Источник: Белявина, В. Беларусь в годы Первой мировой войны. — Минск: «Беларусь», 2013
Владелец имения Хмельники около Бобруйска Витольд Станкевич писал минскому губернатору в сентябре 1915 года:
«В моём дворе, в садах помещается 20–40 тысяч несчастного народа, холодного, голодного, холера забирает ежедневно массу жертв, лежит падаль, которую никто не убирает, во флигеле ютятся десятки холерных больных, санитарной помощи никакой, воздух ужасный, народ уезжает, а новоприбывшие занимают их места в сплошной грязи и тут же умирают. Покойников закапывают тут же на пол-аршина глубины».
Точное число умерших вряд ли будет определено, но счёт несомненно идёт на тысячи. Только в одном местечеке Синявка Слуцкого уезда за июль-август 1915 года умерли 103 беженца — а таких местечек в Беларуси множество.
«Мы не столько потеряли»
Людской поток, хлынувший в Центральную Беларусь летом 1915 года, неизбежно сталкивался с местным населением, которое оставалось на своих местах. Первоначально к беженцам относились сочувственно: пускали на ночлег, делились продуктами, давали фураж для скота. Но по мере того, как их число росло, отношения между «проходящими» и «коренными» обострялись. Толпы голодных отчаявшихся людей фактически грабили встречные деревни: вытаптывали посевы, опустошали огороды, ломали заборы и хозяйственные постройки на дрова, отбирали сено и солому. «Мы не столько потеряли!» — эта фраза звучала из их уст с каким-то особым злорадством.
«…имеем честь покорнейше просить прислать в наше селение военную охрану, без которой в нашей местности не останется от беженцев камня на камне», —
так нередко заканчивались ходатайства крестьянских общин в адрес губернских властей. На дорогах появились армейские, казачьи и полицейские дозоры, которые должны были регулировать движение беженцев. Зачастую они были бессильны.
Мальчик-беженец в Барановичах. Фото из коллекции В. Богданова.
Околоточный надзиратель имения Пастовичи Бобруйского уезда доносил:
«Когда эта толпа едет на своих подводах, то очень спокойна, когда остановится на ночлег, моментально собираясь все вместе идут искать корма как для себя, так скота и лошадей. Встречающихся препятствий не признают и сейчас же применяют силу (…) Так, например, вчера (14 августа 1915 года — прим. авт.) собравшаяся толпа около 800–1000 чел. подошла к сложенному в копны овсу и стала забирать. Никакие уговоры и просьбы не помогали, и они несмотря на 10 чел. полиции (…) толпой с криками, бранью, вооружившись кольями, камнями и косами (…) стали тащить овёс».
Только угроза стрельбы вынудила разъярённую толпу отступить.
Полицейские чины даже разделяли поведение беженцев в зависимости от их национальной принадлежности. Отмечалось, что переселенцы из Царства Польского, двигаясь через Игуменский уезд, вели себя сдержанно и культурно, в то время как выселенные жители Гродненской губернии демонстрировали дерзость, нахальство и «другие отрицательные качества». А вот в Бобруйском уезде беженцы из Привисленского края «толпой набрасывались на находящийся по пути картофель, сено, овёс», не обращая внимания на угрозу стрельбы со стороны полиции.
«Опустошают тыловой район и мешают маневрированию войск»
Осенью 1915 года, после стабилизации фронта на линии Двинск–Поставы–Барановичи–Пинск, движение беженцев приостановилось. Какая-то их часть оказалась на восточном берегу Днепра, но немало было и тех, кто осел в непосредственной близости от передовой. В районе Койданово–Столбцы–Городея, в тылу 4-й армии, находилось около 35 000 человек, большей частью под открытым небом. Наступление холодов создавало угрозу очередной вспышки инфекции, а людская масса затрудняла передвижение и снабжение войск. К тому же в этих «таборах» легко находили приют дезертиры. Три сотни Оренбургского казачьего полка должны были обследовать тыловой район, задерживая «всех бродячих нижних чинов».
Военные и гражданские власти всеми силами старались очистить прифронтовую полосу. На совещании в Ставке Верховного Главнокомандования было решено организовать массовый вывоз беженцев в глубинные районы России, для чего ежедневно следовало выделять по 1200 вагонов. Каждый вагон имел проводника, который заботился об эвакуируемых от посадки до расселения в местах прибытия. Отъезжающих обеспечивали тёплой одеждой, на станциях кормили горячей пищей, дети получали яйца, молоко, белый хлеб. Тяжело больных высаживали для стационарного лечения.
Беженцы в лесу около Барановичей. Источник: Белявина, В. Беларусь в годы Первой мировой войны. — Минск: «Беларусь», 2013
Предполагалось, что основная масса беженцев будет вывезена до 1 декабря. Как всегда, на практике вышло иначе. Вагоны подавали с перебоями, да и многие беженцы отказались переезжать, стараясь устроится в городах и местечках. По данным Татьянинского комитета, на 1 июня 1916 года в Минской губернии всё ещё оставалось 123 900 беженцев, в Могилёвской — 83 671, в Витебской — 52 938. Во внутренние регионы империи было вывезено гораздо больше.
«Величайшая жертва, которой требует война»
Так писала о ситуации, когда люди были вынуждены покидать родные дома, белорусская газета «Наша Ніва». Изгнанниками стали поляки, немцы-колонисты, евреи, литовцы, латыши, белорусы. Для последних последствия беженства оказались наиболее ощутимыми. Современные историки говорят о 1 100 000–1 300 000 принудительных переселенцев из белорусских губерний. Некоторые называют цифру в 1 700 000 человек. Автор первой «Географии Беларуси», изданной в 1919 году, Аркадий Смолич утверждал, что население в окрестностях Гродно, Бреста, Слонима сократилось на 50–70%. На восток двинулась примерно половина населения Новогрудского и треть Пинского уездов Минской губернии.
Уже упомянутый Ф. Кудринский писал:
«…пошли минчуки — серый, неуютный, чтобы не сказать подавленный народ. По сравнению с пёстрыми гродненцами и яркими холмичанами минчук кажется безличным, серым, виноватым».
Большинство беженцев-белорусов оказались в России, Украине и Туркестане. К началу революционных событий 1917 года центрами национального движения по иронии судьбы стали Одесса, Харьков, Казань и Ярославль. В Москве осело около 130 000 белорусов, в Петрограде — более 100 000. Местное отделение Белорусского общества помощи пострадавшим от войны развернуло активную деятельность по обеспечению этих людей одеждой, деньгами и продовольствием. К весне 1917 года отделение содержало три пансиона (для детей младшего возраста, мальчиков и девочек — учеников средних школ), открыло швейную, обувную и столярную мастерские, две начальные школы, организовало курсы шитья для женщин, издавало газеты «Дзянніца» (Утренняя заря) и «Светач» (Светочь). Именно в беженских организациях северной столицы разрабатывались первые эскизы белорусского национального флага.
Возвращение всей этой массы людей на родину началось весной 1918 года и завершилось к концу 1923 года. Точная цифра вернувшихся неизвестна, но она примерно на треть меньше числа покинувших родные дома. Чтобы привести в движение людские волны, хватило трёх месяцев. Чтобы они успокоились, понадобилось пять лет.
Постоянный участник
0 пользователей, 0 гостей, 0 анонимных пользователей
Вход
Зарегистрироваться
Наверх
Ответить
Цитировать
