В этой теме нет ответов

[Karl-Franz]

Отрывок из монографии А. В. Гудковой "I-IV вв. в Северо-Западном Причерноморье (культура оседлого населения)" (опубликована в журнале Stratum plus, 1999, №4).

Изучение жилищ, погребального обряда и лепной керамики памятников типа Этулия, определение времени их существования позволяют попытаться выявить истоки их происхождения. Пшеворские и волыно-подольские памятники дают определенные аналогии этулийскому жилищу, и массовые – керамике. Первые носят довольно общий характер, хотя совпадают и некоторые детали (очаги в ямке на полу или в материковом останце, лежанки). В районе распространения этих памятников оказывается важной общая линия развития домостроительства. В III фазе развития волыно-подольской группы (тип Сокольники – Давыдов) полуземлянки – доминирующая форма жилища. Вырабатывается их устойчивый тип. В последующее время углубленные жилища преобладают и на черняховских поселениях этой территории, возникавших здесь на местной основе. Дома имеют ряд этнографических черт (форма, размеры, устройство столбовых конструкций, глинобитные печи, в том числе на возвышении, лежанки), сближающие с ними этулийские жилища. Это позволяет предположить, что в обычаях домостроительства обоих районов имелись определенные связи. Особого внимания заслуживает то, что на этулийских памятниках единый тип жилища не сложился. Может быть, это указывает на то, что разъединение этулийской и волыно-подольской групп населения произошло ранее III фазы развития последней.

Более выразительную картину дает сравнение керамики. Из всех этулийских форм сосудов только шаровидные латеноидные горшки вида 4 имеют мало аналогий на волыно-подольских поселениях. Остальные формы, сопоставимые с этулийскими, встречаются не менее, чем на двух поселениях. Знаменательно, что поселение Подберезцы, существовавшее с I в. до н. э. по III в. н.э. включительно, дает аналогии всем этулийским формам. Все они находят себе материал для сравнения и на волынском поселении Хоров (вторая половина II-III вв.). Важно отметить, что миски варианта «г» вида 2 могут восходить в пшеворским сосудам раннего времени (поздний латен II-III, период В-1). Большой интерес для характеристики памятников типа Этулия представляет близость найденных на них протопражских форм таким же сосудам на волыно-подольских и черняховских поселениях в верховьях Днестра и Западного Буга. Это сходство указывает на то, что этулийское население связано с тем кругом племен, в керамике которых складывался пражский тип. Ареал протопражских форм должен расшириться на юг в междуречье Днестра и Прута до Дуная.

Итак, можно констатировать сходство этулийской керамики с волыно-подольской, как с ее пшеворскими формами, так и с заимствованными из зарубинецкой культуры. Выраженных связей с липицкой культурой не наблюдается. Сходства отдельных керамических форм носят, вероятно, опосредованный характер. Очевидно, между липицкими и этулийскими памятниками имелся хронологический, а возможно, и территориальный разрыв.

В этулийском погребальном обряде прослеживается связь с традициями той части населения Верхнего Поднестровья, которая практиковала ямные погребения очищенных костей без жертвенных сосудов. Этому населению принадлежал могильник Долиняны. Под его воздействием на липицких могильниках могли появиться редкие ямные погребения, в том числе со «спрессованными» костями. Можно допустить, что захоронения с кремацией такого рода у обитателей Верхнего Поднестровья сохранились в какой-то мере и в последующий период и были унаследованы носителями типа Этулия.

Таким образом, все рассмотренные категории источников свидетельствуют о связи между типом Этулия и культурой населения Верхнего Поднестровья и Западного Побужья на рубеже эр и в первые века нашей эры. При этом в типе Этулия присутствуют многие из тех черт, которые поздней оказались включенными в черняховскую культуру на Верхнем Днестре и Западном Буге, а ее носителями были переданы раннеславянскому населению последующего времени в этом районе. Подчеркнем, что речь не идет о заимствованиях непосредственно из черняховской культуры.

Позднезарубинецкие и раннекиевские памятники тоже дают выразительный материал для сопоставления с этулийскими. На них появляются и распространяются полуземлянки, которые на классических зарубинецких поселениях применялись лишь в более северных районах. Они прямоугольные или четырехугольные с неустоявшимся типом столбовых конструкций, с входом, выдающимся за контур котлована. В этих домах параллельно применялись очаги и глинобитные печи. Есть мнение, что в Среднем Поднепровье наблюдается преемственное развитие жилища в течение первой половины I тыс. н.э. и оно имеет связь с полесскими традициями (Кравченко, Гороховский 1979: 64-65, рис. 5).

Сравнение этулийского погребального обряда с зарубинецким на всех этапах его развития выявляет точки соприкосновения. Наиболее сопоставима с зарубинецкими захоронениями оказывается вторая группа этулийских. Совпадают также некоторые детали обряда: помещение поверх захоронения остатков костра (иногда не совсем прогоревшего) или мяса (в отдельных случаях туши) жертвенного животного.

Многие сходства выявляются и при сопоставлении керамики с позднезарубинецкой. Керамический комплекс поселений на Стугне, Девич-Горы, поздних комплексов Лютежа, Оболони содержит многочисленные горшки с воронковидным горлом, орнаментированным венчиком и резким сужением корпуса ко дну небольшего размера (Кравченко, Гороховский 1979: 66; рис. 3, 3, 17). Эта посуда имеет явно скифоидный облик. Существует представление, что на позднезарубинецких памятниках происходило широкое распространение горшков с выраженным скифоидным обликом (Терпиловский 1984: 52; Козак, Терпиловский 1986: 35). Горшки вида I Этулии как по форме, так и по орнаменту оказываются в наибольшей мере сопоставимы с материалами самых поздних зарубинецких памятников Среднего Поднепровья (Лютеж, Субботов, Бабина Гора, Таценки, Грини). Горшки вида 2 с высокой цилиндрической шейкой в раннее время известны в Полесье и на Верхнем Днепре, а на позднейшем этапе и на других территориях (Почеп, Лютеж, Дедов Шпиль, Рахны). Бытование протопражских форм вида 3 в классическое время связано исключительно с полесскими памятниками. В Среднем Поднепровье они появляются во II в. (Девич-Гора, Казаровичи). Горшки вида 4 с шаровидным туловом и низкой шейкой представляют один из типов зарубинецкой посуды, распространенный в течение всего времени ее существования. Известны они и на более поздних памятниках (Оболонь, Хомятовка, Марьяновка). Миски варианта «а» вида I и вида 2 (кроме варианта «г») широко распространены в зарубинецкой керамике и формы, с которыми сопоставимы этулийские, не дают узких территориальных или временных привязок. Конические крышки с вертикальными ручками и диски-покрышки, хотя и не являются принадлежностью исключительно зарубинецкой керамики, широко в ней применялись.

Итак, можно считать, что в зарубинецкой культуре на разных территориях и в разное время бытовали явления, с которыми можно сопоставлять элементы культуры памятников этулийского типа. Они распространены на поздних зарубинецких памятниках (в том числе на Южном Буге), а некоторые присутствуют и на раннекиевских. Часть этих явлений связана своим происхождением с Полесьем и Верхним Поднепровьем.

В итоге анализа всех рассмотренных категорий источников становится очевидным, что древности типа Этулия не являются прямым эволюционным продолжением ни одной из трех групп памятников трех первых веков нашей эры в средней полосе Восточной Европы. В то же время все они дают полноценный материал для весомых сопоставлений и возможность установления генетических связей для отдельных культурных элементов. Следовательно, тип Этулия складывается на этой многокомпонентной основе, продолжая ее линию развития. В то же время он, как явление хронологическое, оказывается параллельным черняховской и частично киевской культурам (речь не идет о масштабах всех трех явлений).

В особенностях киевской культуры имеются такие, с которыми сопоставимы признаки этулийских древностей. Поселения киевской культуры по всем основным характеристикам оказываются аналогами этулийским. Они не долговременны, состоят из небольшего числа жилищ (на Десне только полуземлянки) и многих ям, часто расположенных в обособленной части поселения. Несколько иные результаты дает сопоставление жилищ. Киевские полуземлянки (особенно на Десне) представляют собой в основном устоявшийся тип. Поскольку на этулийских поселениях картина обратная, то только часть их жилищ сопоставима с киевскими. Совпадает отсутствие в полуземлянках ям-погребов. В керамике сходство форм минимально: диски и сосуды вытянутых пропорций со слабо выделенным венчиком. Однако одинакова отделка посуды: орнаментация по венчику косыми насечками и вдавлениями, гребенчатые расчесы, оформление непрофилированного венчика горизонтальным или наклонным срезом. Сходны динамика и характер развития керамики. Количество лощеной со временем убывает, лощение деградирует, качество лощеной посуды ухудшается. Очевидно, все эти сходства объясняются тем, что киевская культура и тип Этулия имели некоторые общие истоки. В этой связи чрезвычайно интересно представление о том, что в конце первой четверти I тыс. н.э. ранние киевские памятники и памятники Западной Волыни типа Сокольники I — Давыдов имели много общих черт и входили в единую культурную область (Козак, Терпиловский 1983: 20-22; Козак 1987: 203). Кроме того, в киевской культуре очевидно присутствие культурных элементов, связанных с Верхним Поднепровьем и южной и юго-восточной Белоруссией. Существуют они и на памятниках типа Этулия, проникнув на них через позднейшую зарубинецкую культуру, в том числе опосредовано через волыно-подольскую группу. В целом же развитие типа Этулия и киевской культуры шло совершенно разными путями. Общим в них является позднезарубинецкое наследие.

Большие различия выявляет сравнение памятников типа Этулия и черняховской культуры. Тип поселений совершенно различен. Черняховские селища долговременные, со значительным культурным слоем, залегающим по всей территории, с перестройками и даже перекрыванием сооружений друг другом. Количество хозяйственных ям на них сравнительно с числом жилищ небольшое. Дома расположены компактно, иногда двумя параллельными рядами. Этулийские поселения не долговременны. Культурный слой беден, скапливался только на местах строений. Перестроек и перекрываний не наблюдается. Немногочисленные жилища разбросаны. Количество хозяйственных ям очень велико. Этулийские жилища могут быть сопоставлены только с одним типом черняховских домов – полуземлянками. Сходство с памятниками верховьев Днестра и Западного Буга, где это была основная форма жилищ, уже было рассмотрено. Отдельные общие черты выявляются и на других территориях. Лежанки в черняховских домах известны на 22 памятниках междуречья Среднего Днепра и Днестра (Журко 1984: 52). В отдельных случаях они существовали и на юге (Грушевка) (Сымонович 1067 а: рис. 2). В Привольном известно расположение глинобитной печи на специальном возвышении (Кухаренко 1955: 127; рис. 1). Однако в зоне распространения этулийских памятников черняховским поселениям присущ иной, наземный тип жилища. Этулийский погребальный обряд с черняховским во всем его объеме не сопоставим. Речь о сходстве может идти только по отношению к одной из форм черняховских погребений с кремацией. Это типы 12 и 13 по Н.М.Кравченко, в малой яме с остатками сожжения, лежащими компактно в виде скопления небольших размеров – 20-40 см в диаметре (Кравченко 1970). Происхождение этой группы черняховских сожжений не исследовано. Этулийский и черняховский керамические комплексы имеют формально сходный состав: лепная посуда, гончарная сероглиняная, красноглиняная и краснолаковая, римские амфоры. Однако сходство это чисто внешнее. Различно количественное соотношение групп керамики. Лепная преобладает на этулийских поселениях, а на черняховских – это деградирующая и исчезающая часть комплекса. Формы сосудов разные. С этулийскими относительно сопоставимы в основном отдельные черняховские горшки, восходящие к позднескифским прототипам. Однако, в то время, как на этулийских поселениях это активно живущая массовая форма посуды, в черняховской культуре горшки с шейкой в виде высокого раструба почти полностью исчезают на позднем этапе (Сымонович 1958: 250). Гончарная сероглиняная посуда – ведущая группа сосудов на черняховских памятниках, а на этулийских она, как правило, составляет лишь около 10 % всего материала. Более того, по формам это разные группы керамики. Общим для них является серый цвет и ремесленный характер производства. Повторяются лишь отдельные формы мисок и шероховатых горшков, выработанных в провинциально-римских центрах. Типичных черняховских сосудов на этулийских памятниках нет. Амфоры на этулийских поселениях массовы (в среднем около 40 %), а на черняховских – их намного меньше (20-27 %). Отдельные типы амфор, конечно, совпадают, но на этулийских поселениях пока не найдено сосудов инкерманского типа, характерных для черняховской культуры. Таким образом, по всем признакам очевидно различие памятников типа Этулия и черняховских.

Исторически происхождение памятников типа Этулия может быть понято только на фоне крупных этно-культурных сдвигов, произошедших в Восточной Европе на рубеже эр – в I в. н.э. В это время определяющей чертой исторического процесса оказались перемещения больших масс населения и распространение культурных признаков на новые территории, в новую среду. Результатом этого явилась общая нестабильность, активизация процессов взаимодействия и интеграции. Развитие местного населения было осложнено и изменено крупными миграциями. С востока и юго-востока двигались сарматы, с северо-запада из Прибалтики и Нижнего Повисленья – разноэтничное население, носители местных культур, с запада – пшеворские племена. На обширной территории, включающей верховья Днестра, Западного и Южного Буга, южное и юго-восточное Полесье, Среднее и отчасти Верхнее Поднепровье и Подесенье они взаимодействовали с местным населением и вызывали его перемещения (Этнокультурная карта 1985: 157-159). Поток носителей пшеворской культуры докатился до среднего течения Южного Буга, в отдельных проявлениях до Среднего Поднепровья (Максимов 1969: 49, 131-132) и даже верховьев Сейма и Псла (Этнокультурная карта 1985: 159). В Правобережье Среднего Поднепровья возник массив сарматских памятников. Здесь известно более 70 погребений в 30 пунктах, в том числе значительный Калантаевский могильник (Этнокультурная карта 1985: 9). Они относятся ко второй половине I – началу II в. н.э. Значительная часть позднезарубинецкого населения была вытеснена с этой территории. Его отлив из Среднего Поднепровья происходил в разные стороны: в Подесенье, на Южный Буг (бассейн р. Собь), в верховья Днестра и Западного Буга. Во второй половине I в. н.э. под давлением северо-западных племен прекратила свое существование припятско-полесская группа зарубинецкой культуры. Обитатели этого района отошли на Волынь и в Подолию. Под воздействием перемещения населения в низовьях Вислы и в Восточной Прибалтике возникает некоторый импульс культуры штрихованной керамики в Верхнее Поднепровье (Этнокультурная карта 1985: 58; Мачинский 1981: 36; Поболь 1983: 40-41). Признаком этого импульса считают появление на позднезарубинецкой и раннекиевской керамике гребенчатых расчесов и штриховки. С продвижением на юг верхнеднепровского населения связывают появление памятников типа Грини-Вовки, родственных раннему горизонту Абидни (Этнокультурная карта 1985: 58; Обломский, Терпиловский 1991: 95).

В интеграционных процессах на Южном Буге превосходящим оказалось зарубинецкое начало. Чрезвычайно активное взаимодействие зарубинецких, пшеворских и отчасти липицких элементов происходило на Верхнем Днестре и в верховьях Западного Буга. Их объединение привело к образованию здесь во второй половине I – первой половине II в н.э. волыно-подольской группы пшеворской культуры, сильно отличающейся от пшеворских древностей Висло-Одерского междуречья (Козак 1984: 46-47, 49). В Среднем Поднепровье в конце I – начале III в. сосуществовали позднезарубинецкие и раннекиевские памятники, которые не всегда можно четко отграничить друг от друга. На них фиксируют элементы культуры как пшеворского, так и более северного происхождения. Все эти культурные образования хронологически и исторически лежат между классической зарубинецкой культурой, с одной стороны, и киевской и черняховской, – с другой. Они отличаются чрезвычайным синкретизмом и мозаичностью. Отдельные памятники или их небольшие группы своеобразны в силу наличия специфических черт или их сочетаний. Отдельные культурные группы не являются самостоятельными археологическими культурами. Связи и взаимопроникновения между ними выражены весьма сильно. Это явление уже отмечено В.Д.Бараном, считающим, что памятники со смешанными чертами культуры типа Подрожья (средний слой) на Волыни, Ремезевцев на Верхнем Днестре, Рахнов на Южном Буге, Оселевки и Макаровки на Среднем Днестре представляют собой новое культурное явление в первых веках нашей эры, не сводимое ни к одной из предшествующих культур (Баран 1981: 149-150), но включающее их элементы. Далее на восток отдельные группы таких древностей характеризуются поселениями Грини на правобережье Среднего Днепра, Вовки в южной части Левобережья, Почеп на Десне. Полагаем, что к числу подобных памятников принадлежат и Ломоватое I и II (Сымонович 1959; Махно 1960: 61, № 94, 95). Об этом свидетельствует состав их керамического комплекса: лепная посуда составляет 62%, шероховатая сероглиняная – 19%, сероглиняная лощеная – 6,6%, амфоры – 12,4% (Сымонович 1959). Заметное отличие этих памятников от черняховских заставило считать их раннечерняховскими II-III вв. Сейчас они представляются в хронологическом отношении предчерняховскими.

Все рассмотренные культурные образования предшествуют сложению памятников типа Этулия. Во время ее существования большинство из них уже исчезает. Как отмечалось, тип Этулия оказывается синхронен не этим явлениям, а черняховской и киевской культурам. Однако по своему синкретическому и «незавершенному» облику он более принадлежит предшествующему периоду. Ключ к пониманию этого явления, скорей всего, лежит в событиях кануна II –начала III в., когда готы из Нижнего Повисленья двинулись на юг в Северное Причерноморье и на Волыни появились поселения и могильники вельбаркской культуры. Готы, естественно, привели в движение различные группы населения. Могли быть переселения на большие расстояния, могли быть и сравнительно незначительные, но носившие характер «цепной реакции». Подробности происходивших событий пока почти не известны. Можно предполагать, что появление на крайнем юге, в Буджакской степи и в междуречье Днестра и Прута этулийского населения связано именно с этими подвижками. Назвать конкретную территорию, с которой оно выселилось, пока затруднительно. В нее, очевидно, должны быть включены Верховья Днестра и Западного Буга. Входило ли в нее Верхнее Южное Побужье, пока неясно. Во всяком случае, выселение произошло из района, где происходило заложение протопражской культурной основы. Об этом свидетельствует наличие в этулийской керамике горшков вида 3. Формирование этулийского типа протекало в условиях смешения различных групп населения. Носители вельбаркской культуры в этом процессе не участвовали. На памятниках типа Этулия нет элементов этой культуры, как и на всех волыно-подольских поселениях.

Время перемещения этулийского населения на юг может быть определено на основе общей археологической ситуации. Связывая его с появлением носителей вельбаркской культуры, следует говорить о конце II в. Если считать отсутствие на этулийских памятниках фракийских элеметов липицкой культуры хронологическим признаком, то эта датировка находит дополнительное подтверждение.

Продвинувшись на юг, этулийское население долго оставалось неоднородным в культурном отношении. Процессы слияния и объединения в его среде так и не закончились. Памятники типа Этулия оказываются своеобразным осколком предчерняховского мира синкретических культурных образований II – начала III в. н.э., пережившим свое время. В этом причина наличия на них некоторых сходств с киевской культурой. Она, занимая Среднее Поднепровье и прилегающую к нему территорию, осталась несколько в стороне от бурных событий в более южных и западных районах. Ее развитие было «спокойным», эволюционным (Этнокультурная карта, 1985: 160). В результате в ней в большей мере сохранились черты предшествующего времени.