5 ответов в этой теме

[Краки Нифлунг]

Сборник







Скачать

[Владимир]

Отрывок из старой статьи Ставицкого, 2004 года. Но актуальный до настоящего времени:

Ставицкий В.В.
Актуальные проблемы изучения первобытной археологии Поволжья


« Ряд существенных сдвигов в последнее время наметился в изучении приволжских культур эпохи ранней бронзы. Для территории лесного и лесостепного Поволжья переход к бронзовому веку совпал с эпохой "великого переселения народов". Долгое время хронологический приоритет в миграциях племен на территорию лесостепного Поволжья отдавался носителям фатьяновско-балановских древностей. По мнению О.Н. Бадера и А.Х. Халикова, их появление здесь фиксируется на рубеже III—II тыс. до н.э. (Бадер, Халиков, 1976). Д.А. Крайнов (1972) и О.С. Гадзяцкая (1976:75) относят это событие к XVII в. до н.э. Однако в начале 1990-х годов В.П. Челяповым было установлено, что на ряде памятников культурные слои с примокшанской керамикой предшествуют появлению поздняковских древностей и, следовательно, датируются временем не позднее первой половиной II тыс. до н.э. (Челяпов, 1993). По его мнению, появление примокшанских древностей в Поочье объясняется тем, что на рубеже III—II тыс. до н.э. ямные племена вытесняют со Среднего Дона часть населения иванобугорской культуры, которое смещается на север, где на его основе, еще до появления здесь фатьяновцев, происходит сложение примокшанской культуры (Челяпов, Иванов, 2000:361). Данное предположение в целом представляется верным, отметим только, что А.Т. Синюк связывает процесс возрастания давления на иванобугорское население со стороны их южных соседей не с ямным, а с раннекатакомбным временем (Винников, Синюк, 1990:125; Синюк, 1996:53), когда, вероятно, и осуществляется указанная миграция. {33}

Процессы переселения иванобугорских и фатьяновских племен, в конечном итоге, были обусловлены причинами одного и того же характера — увеличением засушливости климата и, вероятно, протекали в близких хронологических рамках. Е.А. Спиридонова и А.С. Алешинская полагают, что первоначально миграционная волна шла на север, в более западные районы, где выше океаничность климата и более близкие к привычным условия жизни, и только затем частично на северо-восток (Спиридонова, Алешинская, 2000, с. 353). Данное утверждение хорошо согласуется с предположением о более раннем характере миграции фатьяновских племен в сравнении с продвижением балановского населения на р. Свиягу (Крайнов, 1972; Гадзяцкая, 1976). По мнению О.С. Гадзяцкой, наиболее ранние погребения балановского могильника по содержащемуся в них металлическому инвентарю следует датировать XVII в. до н.э. (Гадзяцкая, 1976:75). Но Балановский могильник, видимо, не является древнейшим памятником данной культуры на территории Среднего Поволжья. Только в 17% его погребений отмечены находки клиновидных топоров, которые являются обязательной принадлежностью погребального инвентаря ранних фатьяновских памятников и значительно реже встречается в поздних. Например, на позднем фатьяновском Волосовско-Даниловском могильнике подобные топоры зафиксированы только в 16% погребений, а всего на территории фатьяновской культуры их известно 219 экз. (Гадзяцкая, 1976: табл. 20). На Средней Волге зафиксировано 165 подобных находок (Бадер, Халиков, 1976: 65-67), что может свидетельствовать о достаточно раннем появлении здесь балановских племен. Поздний облик балановской керамики в сравнении с ее фатьяновскими аналогами в какой-то степени может объясняться не хронологическими, а локальными отличиями. Судя по планиграфии Балановского могильника, в центре которого находятся погребения с посудой атликасинского облика, данная керамика появляется {34} на Средней Волге вместе древнейшей балановской посудой (Кожин, 1963). В пользу этого свидетельствуют и находки атликасинской керамики в культурном слое стоянки Воймежное 1, относящиеся, по данным палинологии, к рубежу III—II тыс. до н.э. (Воронин, 1998:38).

По мнению О.Н. Бадера и А.Х. Халикова, первоначальное продвижение балановских племен на Свиягу проходило несколько южнее правого берега р. Оки по ее юго-восточным притокам и по бассейну р. Суры. В качестве подтверждения данного тезиса указывалось на наличие находок архаичной балановской керамики в районе г. Кадома и г. Пензы, значительное количества находок ранних форм сверленых топоров в окрестностях Саранска и Пензы (Бадер, Халиков, 1987: 81). Однако в правобережном Поочье, на Суре и Мокше известны только единичные находки клиновидных топоров. Среди сверленых топоров здесь преобладают топоры клиновидной формы и близкие к ним топоры с усеченно-коническим обухом (Ставицкий, 1994). Традиционно ранними типами считаются сверленые топоры клиновидной формы (Бадер, Халиков, 1976: 60; Гадзяцкая, 1976:51; Крайнов, 1963:27). Однако признание их древнейшими является сугубо теоретическим умозаключением, исходящим из представления о развитии орудий от простого к сложному. Возможно, что именно так и было на исходных территориях формирования культуры боевых топоров, но к моменту появление в Волго-Окском междуречье фатьяновских племен, им уже были известны топоры достаточно сложной формы, и поэтому здесь находки клиновидных топоров не имеют хронологического приоритета. Настораживает и тот факт, что подобные топоры весьма слабо представлены на территории наиболее раннего московско-клязьминского локального варианта культуры и совсем не встречаются в погребальных комплексах. Последнее почему-то трактуется Д.А. Крайновым в пользу их ранней датировки (Крайнов, 1972: 40), хотя для ранних захоронений, {35} напротив, характерно наличие каменных топоров, тогда как в поздних могильниках их число сокращается. Кроме того, массовое распространение сверленых клиновидных топоров во многом совпадает с основной территорией балановских древностей, которые, в целом, занимают более позднюю хронологическую позицию, чем фатьяновские. Следовательно, клиновидная форма топора является, прежде всего, показателем его локальной принадлежности, причем далеко не к самой ранней группе фатьяновско-балановских памятников. На то, что подобные топоры бытовали до конца существования фатьяновской культуры, указывали А.Я. Брюсов и М.П. Зимина (1966:24).

Конечно, на Мокше и Верхней Суре имеется ряд находок топоров ранних типов, но их связь с балановской керамикой проблематична, поскольку в Примокшанье на поселении Новый Усад 4 зафиксирована посуда раннефатьяновского облика, украшенная веревочными отпечатками и короткими резными линиями (Ставицкий, 1992:6). По форме и орнаментации сосудов она находит ближайшие аналоги среди керамики Кузьминковского могильника, для которой также характерны сосуды как с плавным переходом от венчика к тулову, так и с резко выделенной шейкой. В орнаментации кузьминковской керамики также преобладают отпечатки веревочки, но используются и оттиски зубчатого штампа (Крайнов, 1972:106-103). Материалы этого могильника Д.А. Крайнов включает в 3-ю хронологическую группу московских памятников фатьяновской культуры (Крайнов, 1972: 226). Однако, по мнению В.В. Сидорова и А.В. Энговатовой, в керамике Кузьминковского могильника сохраняется ряд ранних черт, характерных для памятников среднеднепровской культуры, и поэтому данные материалы следует датировать более ранним временем (Сидоров, Энговатова, 1992:36). Ранняя позиция новоусадовской керамики подтверждается тем фактом, что большинство ее признаков находят аналогии в среднеднепровских {36} древностях: форма сосудов с плавно профилированным горлом, веревочная орнаментация, приемы подчеркивания шейки прочерченной линией, композиции в виде простого зигзага и фестонов. Таким образом, ранние находки топоров, отмеченные в Примокшанье и Верхнем Посурье, вполне могут быть связаны с проникновением сюда какой-то небольшой группы раннего фатьяновского населения, которая отклонилась от основного направления миграции фатьяновских племен (Ставицкий, 1999:30-32).

По мнению О.С. Гадзяцкой, атликасинские формы керамики не имеют аналогов на западных территориях и поэтому распространение данных керамических традиций следует связывать со Средней Волгой (Гадзяцкая, 1976:76). Иной точки зрения придерживается Е.В. Волкова, которая полагает, что на западе в жуцевской и среднеднепровской культурах имеются аналогии всем фатьяново-балановским мотивам орнамента за исключением перекрещивающихся линий (Волкова, 1994:19-21). Западное направление миграции носителей атликасинской керамики, на наш взгляд, является более предпочтительным, хотя его обоснование нуждается в дополнительной источниковедческой базе.

С воздействием представителей шнуровых культур И.Б. Васильевым связывается происхождение вольско-лбищенских древностей (Васильев, 1999; 2003). Данная точка зрения имеет рациональное зерно, но нуждается в ряде существенных уточнений. Вольско-лбищенские памятники относятся к кругу культур начальной поры бронзового века, одной из характерных черт которых является расположение поселений на высоких труднодоступных местах, что, видимо, было вызвано сходной социально-политической обстановкой, имевшей место на территории лесостепной и юге лесной зоны. В результате увеличения населения южных культур (вначале ямной, а затем катакомбной), которое в конце III тыс. до н.э. совпало с аридизацией климата, лесостепное население Волго-Донского междуречья {37} начинает испытывать давление со стороны своих южных соседей. Защитной реакцией на это воздействие стало перенесение поселений на высоко расположенные труднодоступные места. Видимо, данные процессы протекали в близких хронологических рамках, а их территориальная локализация связана с периферией катакомбной культуры, в западной части которой в это время обитали иванобугорские племена, а в северо-восточной имерские и поздневолосовские. Однако до последних катакомбное воздействие доходило в сравнительно слабой форме, и поэтому не могло привести к трансформации их культуры. К настоящему времени автору известен только один исследованный раскопками памятник с керамикой волосовского типа, где ощущается некоторое катакомбное воздействие. Это поселение Ховрино в Среднем Посурье, в керамической коллекции которого присутствуют сосуды с катакомбной профилировкой, имеющие характерный уступ в своей верхней части (Вискалин и др., 2000: рис.5:4; 6:6). С трудом просматриваются в вольско-лбищенских материалах и следы каких-либо волосовско-имерских реминисценций. Территория Верхнего Посурья относится к самой окраине распространения памятников катакомбной культуры, и, по всей видимости, процессы, связанные с формированием вольско-лбищенских древностей протекали южнее, на тех территориях, где в позднеэнеолитическос время И.Б. Васильевым фиксируется присутствие памятников с керамикой алексеевского типа (Васильев, 1981:44-49).

Материалы Алексеевской стоянки, послужившие для выделения данного типа керамики, не совсем однородны. С одной стороны здесь присутствуют непрофилированные и слабо профилированнные сосуды с Т-образными венчиками, которые находят аналоги среди исследованной А.А. Хрековым в Прихоперье керамики шапкинского типа, и, вероятно, датируются более ранним временем (Хреков, Ставицкий, 2002). С другой — отогнутые вовнутрь венчики {38} с внутренними желобками, близкие к поздним образцам керамики алтатинского типа. Происхождение последней А.И. Юдин связывает с миграциями на степные территории лесостепного поздненеолитического населения. Однако поздние образцы алтатинской керамики он типологически соотносит с позднестоговской (константиновской) посудой 1-го Раздорского поселения (Юдин, 1995:13-15). По мнению автора, алтатинская керамика появляется в результате миграций в Поволжье донского среднестоговского населения, и памятники, содержащие данную керамику, иллюстрируют продолжение развития среднестоговских традиций на северо-восточной окраине их ареала (Ставицкий, 2002а). Развитие данных традиций, по-видимому, продолжалось и в то время, когда в Подонье они были прерваны в результате процессов сложения древностей репинской культуры. По мнению Л.А. Спицыной, которое разделяется автором статьи, в формировании репинских памятников, кроме среднестоговских племен активное участие принимало население культуры ямочно-гребенчатой керамики восточных областей Украины (Спицына, 2000:57-58). Памятники с ямочно-гребенчатой керамикой на территории Саратовского Поволжья отсутствуют, что позволило сохраниться своеобразной лакуне, в пределах которой, вероятно, было продолжено развитие родственных среднестоговским памятников алтатинского типа.

Вероятность данного предположения находит свое подтверждение в материалах поселения Подлесное 4, расположенного на верхней Суре. Это поселение было исследовано В.П. Третьяковым и А.А. Выборновым, которые выделили здесь два комплекса: ранний — камский и поздний — приказанский. Керамика второго комплекса обладала рядом отличительных черт от классической приказанской посуды, аналоги которым авторы раскопок нашли в чирковских древностях (Выборнов, Третьяков, 1984). Названная керамика действительно имеет определенное сходство {39} с приказанской керамикой Займищенской стоянки. Однако Б.С. Соловьев, детально проанализировавший керамику приказанской культуры, пришел к выводу о том, что займищенская керамика представляет собой самостоятельное культурное явление, генетически не связанное с приказанскими древностями. При этом ближайшие аналоги займищенской керамики им были отмечены в срубно-абашевской посуде (Соловьев, 2000:89). Между тем большинство перечисленных им срубно-абашевских черт: наличие сосудов с внутренним ребром и желобчатыми шейками, раковинная примесь, штрихованная поверхность, узоры в виде заштрихованных треугольников — находят аналоги и в вольско-лбищенской керамике, и этот список совпадений можно продолжить (Ставицкий, 2003). Кроме того, по мнению И.Б. Васильева и А.Т. Синюка, в раннесрубной керамике фиксируется ряд признаков, которые были заимствованы у вольско-лбищенского населения (Васильев, Синюк, 1985:68), чем, возможно, и объясняется наличие определенного сходства между займищенской и срубно-абашевской керамикой.

Посуда поселения Подлесное 4 содержит в тесте примесь органики (выщелочившихся раковин), концентрация которой различна. Большинство сосудов имеют густые следы расчесов с внутренней стороны, а некоторые и с внешней. У большинства сосудов венчики резко отогнуты наружу, некоторые из них имеют слабо выраженный желобок и утолщение в верхней части. В орнаментации ведущую роль играют короткие, реже длинные оттиски зубчатого штампа. Используются и овальные ("гусеничные") отпечатки, веревочные и накольчатые вдавления. Днища плоские (Выборнов, Третьяков, 1984). Вышеописанные формы венчиков находят ряд близких аналогий в среднестоговской керамике поселения Имерка 8 (Королев, 2003, рис. 1-7). Меньшей степенью сходства характеризуются орнаментальные композиции. На Имерке 8 используются другие виды зубчатых штампов, отсутствуют сложные узоры, регулярно применяется {40} штриховка внешней поверхности сосудов. По ряду параметров керамика Подлесного 4 близка среднестоговской посуде Шиловского поселения, где так же имеются отогнутые наружу, желобчатые и утолщенные венчики с округло срезанным верхним краем. Сходство наблюдается и в использовании одинаковых элементов орнамента: оттисков перевитой веревочки, "гусеничных" и зубчатых отпечатков (Пряхин, Синюк, 1980, рис. 5-7). Тем же набором сходных признаков характеризуется и позднестоговская керамика 2-ой Копанищенской стоянки, определенные аналоги которой, по мнению А.Т. Синюка, имеются в ямно-катакомбной посуде Сасовских курганов (Синюк, 1980, рис. 4:1).

Находка в ямно-катакомбных погребениях сосудов, близких среднестоговской керамике, допускает возможность доживания стоговских традиций до времени появления в волго-донской лесостепи раннекатакомбных древностей. Одним из примеров своеобразного долголетия данных традиций является керамический комплекс поселения Подлесное 4, о позднем возрасте которого косвенно свидетельствует набор каменного инвентаря, полученный с этого памятника. Часть орудий связана с керамикой камской культуры, что затрудняет их культурно-хронологическую атрибуцию. Но для нас важно то, что здесь практически отсутствуют орудия на крупных ножевидных пластинах (Ставицкий, 1999, рис. 45), которые неизменно сопровождают материалы, связанные со среднестоговскими древностями раннего облика. Небольшая коллекция посуды, близкая керамике поселения Подлесное 4, также собрана автором при раскопках 1-го Грабовского поселения (Ставицкий, 1995: рис.6:1-5).

Наличие ряда заметных отличий в керамике Подлесного 4 от классических образцов среднестоговской посуды не позволяет настаивать на безусловно стоговской принадлежности данного комплекса. Однако наличие среднестоговских реминисценций в его керамике вряд ли возможно оспорить. К тому же именно на поздней среднестоговской посуде фиксируется {41} ряд достаточно сложных узоров, какими, например, являются зигзаги и треугольники, обрамленные "бахромой" (Телегин и др., 2001, рис. 18:4), которые эпизодически появляются на посуде стоянок Грабово 1 и Подлесное 4, попадая затем в число типичных лбищенских композиций.

Приведенные выше аналоги в керамике указанных культур свидетельствуют о том, что именно традиции среднестоговского и алтатинского населения легли в основу сложения вольско-лбищенской керамической индустрии. Однако нельзя оставить без внимания и аргументированные выводы И.Б. Васильева по проблеме происхождения лбищенских древностей. На основе анализа металлических вещей, найденных вместе с образцами вольско-лбищенской керамики, он пришел к выводу о северо-западной культурной ориентации лбищенского населения и о сложении его культурного типа под влиянием западных культур шнуровой керамики: фатьяновско-балановской, среднеднепровской и унетицкой, представители которых, по его мнению, проникают на территорию Среднего Поволжья. При этом он указывает на ряд существенных отличий в их керамическом инвентаре и оговаривается, что "вольско-лбищенскую керамику никак нельзя считать ни фатьяновско-балановской, ни среднеднепровской" (Васильев, 1999:74, 78; 2003:108-110). По отношению к фатьяновско-балановской керамике с данным утверждением нельзя не согласиться. Но среди так называемой поселенческой посуды среднеднепровской культуры имеется керамика, находящая ряд близких параллелей в вольско-лбищенской посуде. Особенно близка к ней синкретическая керамика с Екатериновского поселения, расположенного в Верхнем Посурье, сочетающая в себе среднеднепровские и вольско-лбищенские черты (Ставицкий, в печати). В лбищенской посуде находит целостные аналогии ряд сложных екатериновских узоров. Это горизонтальные зигзаги с "бахромой", парные зигзаги, заполненные наклонными оттисками зубчатого {42} штампа, вертикальные лесенки без поручней, парные ряды наклонных оттисков, образующие горизонтальную елочку, треугольники, заштрихованные пересекающимися оттисками зубчатого штампа и обрамленные "бахромой", чередование парных зигзагов и горизонтальных рядов (Васильев И.Б., 1999, рис. 5:3; 7:10; 8:8; 9:1,17; 34:1). Типично вольско-лбищенскую профилировку имеет ряд екатериновских венчиков. Со среднеднепровской посудой екатериновскую керамику сближают общие формы горшковидных сосудов с прямостенными венчиками, часть которых имеет выраженные желобки; использование тождественных элементов орнамента (перевитой веревочки, оттисков короткого с среднего зубчатого и гладкого штампа, ногтевидных защипов, "гусеничного" штампа, вдавлений полой кости, наколов и т.д.), которые образуют сходные орнаментальные мотивы (горизонтальную елочку, зигзагообразные построения, заштрихованные треугольники, горизонтальные ряды оттисков и др.). Часть екатериновских сосудов находит практически полные аналоги в посуде среднеднепровских поселений (Бондарь, 1974: рис. 16:13, 14, 18; 22:7; 23:1, 8; 28:24; 30:6, 11, 12; 31:6; 32:12).

Обладает екатериновская керамика и рядом катакомбных признаков. Особенно близкие параллели прослеживаются по сосудам, украшенным веревочными отпечатками. На одном из них имеется специфичный среднедонской катакомбный узор в виде разомкнутого полуовала. В типично катакомбных традициях украшен рядами ногтевидных защипов небольшой сосудик, вероятно, предназначавшийся для плавки металла. Весьма характерны для катакомбных древностей спаренные пояски перевитой веревочки, зигзаги, горизонтальные ряды наклонного штампа, рельефные валики. Однако перечисленные мотивы орнамента на екатериновской керамике обычно выступают в качестве элементов более сложных композиций, которые не находят тождества в катакомбных узорах. {43}

Два екатериновских сосуда с приостренными и отогнутыми вовнутрь венчиками полностью копируют образцы иванобугорской керамики. Практически точные аналогии подобным венчикам имеются на Черкасской (Синюк, 1996, рис. 14:2,10) и 1-ой Куринской стоянках (Синюк, Бессуднов, 1996, рис. 5:2,4). К иванобугорской керамике близка форма и ряда других венчиков, но полной степенью сходства они все же не обладают и в сравнении с иванобугроскими выглядят трансформированными.

В Посурье данная коллекция керамики не единична, материалы, по ряду параметров близкие екатериновским, получены при исследовании 1-го и 2-го Ахунских городищ, а также Бессоновской стоянки (Ставицкий, 2001; 2003в). Многообразие аналогов, подобных екатериновской керамике, свидетельствует о ее синкретическом облике. Причем наблюдается не механическое смешение разнокультурных материалов, а именно сочетание на одних и тех же сосудах признаков, присущих различным культурным традициям. Единство данного комплекса подтверждается и наличием ряда общих техническо-типологических признаков. Ведущими факторами при определении культурной принадлежности этого комплекса, на наш взгляд, должны выступать рецептура глиняного теста и сходство ряда сложных орнаментальных мотивов, т.е. те признаки, целостное заимствование которых вряд ли возможно без существенной трансформации всего облика материальной культуры. По данным параметрам культурная принадлежность екатериновской керамики определяется как вольско-лбищенская. Наличие в ее облике ряда катакомбных и иванобугорских черт свидетельствует о том существенном воздействии, которое она испытала с их стороны. Нельзя не отметить, что значительная часть приобретенных екатериновским населением инокультурных признаков получает развитие и на других поселенческих комплексах вольско-лбищенской культуры, следовательно, их заимствование произошло на {44} этапе формирования керамических традиций данной культуры. Видимо, в пользу ранней датировки данных материалов свидетельствует и малочисленность в керамической коллекции поселения прямостенных, утолщенных венчиков, которые достаточно широко распространены в посуде Вольского и Лбищенского поселений. Близкие аналоги данным венчикам имеются в абашевских древностях, откуда, возможно, и была заимствована традиция их изготовления. Однако ведущую роль в складывании вольско-лбищенских керамических традиций, видимо, все же сыграли древности алтатинского и позднестоговского (послестоговского) облика, заметное влияние на которые оказали традиции среднеднепровской, иванобугорской и катакомбной культур.

Наличие на территории Посурья материалов, находящих близкие, а в ряде случаев и полные аналоги в поселенческой посуде среднеднепровской культуры и отсутствие здесь керамики, содержащейся в среднеднепровских могильниках, позволяет вернуться к дискуссии об однокультурности погребальных и поселенческих памятников Поднепровья (Березанская, 1961:52, 57; Артеменко, 1967; Шапошникова, 1968:93; Бондарь, 1974). При объединении данных комплексов в рамках одной культуры главным аргументом выступали: 1) наличие на одних и тех же среднеднепровских поселениях как поселенческой плоскодонной (кухонной?), так и погребальной круглодонной (столовой?) керамики; 2) присутствие в ряде захоронений среднего и позднего этапов плоскодонной поселенческой керамики; 3) наличие некоторых общих форм, элементов и мотивов орнамента среди посуды могильников и поселений.

Совместное залегание погребальной и поселенческой керамики в культурных слоях одних и тех же памятников еще ничего не доказывает, поскольку они не являются закрытыми комплексами. К тому же, если поселенческая посуда является кухонной, а погребальная столовой, то в глаза бросается резкая диспропорция в их соотношении на {45} поселениях, где столовая (?) посуда представлена единичными сосудами, а кухонная (?) десятками и сотнями. Кроме того, одна из категорий поселенческой посуды, по наблюдениям И.И. Артеменко (тип 8), никогда не встречается в погребениях (Артеменко, 1967: рис. 10-13), тогда как на поселениях она наиболее многочисленна. Наиболее близкие аналоги именно этой посуде присутствуют и на поселениях Посурья, где погребальной среднеднепровской керамики нет вообще. Отсутствуют на данной территории и сами погребальные памятники среднеднепровской культуры, причем нет их и западнее — в бассейнах Цны и Мокши. Аналогичная картина наблюдается и в Поочье, где в керамике поселений шагарской культуры фиксируется весьма сильное среднеднепровское влияние, и некоторые шагарские (?) сосуды крайне близки поселенческим среднеднепровским (Каверзнева, 1994: рис.7), а погребальные памятники здесь также отсутствуют. Вряд ли подобная ситуация была бы возможна при однокультурности поселенческой и погребальной керамики среднеднепровских памятников. По всей вероятности, поселенческие материалы Среднего Поднепровья иллюстрируют автохтонную линию развития среднестоговского населения, тогда как погребальные комплексы раннего этапа свидетельствуют о миграции на данную территорию одной из групп населения шнуровой культурно-исторической общности. На первых порах контакты между данными племенами носили ограниченный характер, видимо, имели место и военные столкновения за лучшие земли, пригодные для разведения домашнего скота. В это время данные культуры развиваются обособленно, о чем, например, свидетельствует отсутствие ранней погребальной керамики на среднеднепровских поселениях. Впоследствии одна часть аборигенов была вытеснена, и это дало новый импульс развитию ряда культур (шагарской, вольско-лбищенской), другая была ассимилирована, что привело к появлению {46} синкретической погребально-поселенческой среднеднепровской керамики.

Еще одной из важных проблем изучения культур лесостепного Поволжья является происхождение абашевской культуры. В настоящее время утвердились два основных подхода к ее разрешению. А.Д. Пряхин и ряд археологов, занимающихся изучением бронзового века Донского бассейна, целенаправленно отстаивают положение о донском происхождении абашевских древностей на базе памятников протоабашевского типа (Пряхин, 1987; Беседин, 1993; 1998; Екимов, 2001; 2003 и др.). Иных взглядов придерживается О.В. Кузьмина. Опираясь на новые исследования абашевских памятников Среднего Поволжья, она разработала концепцию происхождения абашевской культуры в результате воздействия на шнуровой мир западного импульса, в котором определенное участие приняли носители ямно-катакомбных традиций (Кузьмина, 2001). Сторонники указанных точек зрения отрицают возможность компромиссного подхода к решению данной проблемы, заостряя свое внимание на имеющихся противоречиях. Тем не менее подобное решение представляется нам возможным.

Первые шаги в данном направлении были предприняты А.Т. Синюком. Им было высказано предположение о том, что сложение протоабашевских древностей связано с развитием памятников репинского этнокультурного массива, представители которых еще в энеолитическую эпоху осуществляют свое продвижение со Среднего Дона в северном и северно-восточном направлениях. Поэтому на Дону осуществляется только сложение энеолитической подосновы абашевских культур, а само оформление абашевских древностей могло протекать синхронно на разных территориях, и в этом случае различия между ними обусловлены не хронологическими причинами, а особенностями окружающей их этнической среды (Синюк, 1996: 70). {47}

Однако тезис о распространении репинского населения в северном направлении может быть принят только по отношению к территории Верхнего Дона, где данные материалы фиксируются на ряде стоянок: Липецкое озеро (Синюк, Клоков, 2000), Долгое (Синюк, 1981), Пристань (Смольянинов, 2001) и др. Для Среднего Поочья о какой-либо заметной миграции репинских племен говорить не приходится. Ссылки А.Т. Синюка на материалы 3-ей Засеченской стоянки, где на ряде поздняковских сосудов фиксируются такие репинские черты, как круглодонность, орнаментация жемчужинами и ямками, широкое применение шнурового орнамента (Синюк, 1981:17,18), вряд ли позволяют однозначно утверждать, репинцы напрямую участвовали в формировании предпоздняковских материалов. Круглодонность поздняковских сосудов, по всей вероятности, имеет иную природу происхождения, и ее следует связывать либо с местными допоздняковскими традициями, либо с северными. По-видимому, поздняковская круглодонность происходит из того же источника, что и круглодонность ранней сетчатой керамики. Другой ее возможный источник это иванобугорские древности, поскольку в хронологическом плане они занимают промежуточное положение между репинскими и поздняковскими материалами. К тому же, в отличие от репинских единичных находок, артефакты иванобугорской (примокшанской) культуры распространены здесь достаточно широко. Перечисленные же А.Т. Синюком орнаментальные традиции, по всей видимости, были восприняты поздняковцами от катакомбных племен Верхнего Дона, поскольку все упомянутые приемы орнаментации весьма характерны для последних (Ивашев, 1999). Прослеживаются в поздняковских древностях и некоторые другие катакомбные заимствования, к которым, в частности, можно отнести формы бронзовых ножей из ранних поздняковских курганов.

Не фиксируется массового проникновения репинских племен и на территорию Сурско-Мокшанского {48} междуречья. Из полученных при раскопках материалов к репинской культуре можно отнести лишь находку единственного развала сосуда репинского облика с поселения Скачки (Ставицкий, 1992). На Верхней Суре в это время, видимо, ведущую роль играют носители керамики алтатинского типа, которые развивают керамические традиции, отличные от репинских (Ставицкий, 2002а).

Несмотря на довольно значительный объем исследований, единичными сосудами представлены репинские материалы и на поселениях Самарского Поволжья. В общей сложности менее десятка подобных сосудов присутствуют в материалах поселений: Шигоны 2, Лебяжинка 4 и Большая Раковка (Васильев, Овчинникова, 2000:229). Этого явно не достаточно, чтобы вести речь о формировании здесь абашевской культуры на репинской основе.

По мнению А.Т. Синюка, объединяющие признаки абашевских культур могут быть обусловлены причинами стадиального характера (Синюк, 1996:70), но данная точка зрения верна только по отношению к протоабашевским древностям энеолитического периода. Поскольку в дальнейшем ни абашевские керамические традиции изготовления круглодонных сосудов, ни их погребальный обряд вытянутого захоронения умерших не подчиняются общестадиальным закономерностям развития культур бронзового века степной и лесостепной зон, где повсеместное распространение получают плоскодонность керамики и скорченные погребения, тогда как в абашевской культуре наблюдается сохранение энеолитических пережитков. Устойчивое сохранение этих признаков свидетельствует о строгой этнокультурной преемственности внутри абашевской общности.

Хронологическим признаком является отсутствие на Средней Волге абашевских поселений, при их наличии на территории Подонья. Подобные изменения могли произойти только в результате смены прежнего хозяйственного уклада, что обусловило переход от достаточно оседлого образа {49} жизни к подвижному. Столь существенные перемены не могли произойти одномоментно, и наверняка им предшествовал довольно продолжительный переходный период.

Если исходить из представления о том, что пострепинские памятники являются генетическими предшественниками протоабашевских древностей, то появление последних на территории Поволжья могло произойти только в уже сложившимся виде, а не на этапе их формирования. Данная точка зрения целенаправленно отстаивается А.Д. Пряхиным, и нам остается только к ней присоединиться. При этом материалы пензенских поселений интерпретируются А.Д. Пряхиным в качестве переходных от среднедонских к средневолжским (Пряхин, 1975). Однако дополнительные исследования на территории Пензенской области показали, что здесь имеются и более ранние материалы, хронологически сопоставимые с протоабашевскими (Ставицкий, 2003 в).

На сегодняшний день древности протоабашевского типа представлены в основном материалами поселений, что затрудняет решение проблемы сложения абашевской погребальной обрядности. О.В. Кузьмина связывает ее формирование с воздействием на фатьяновские древности со стороны ямно-катакомбных племен, в результате которого происходит отказ от скорченного захоронения умерших в грунтовых могильниках и осуществляется переход к вытянутым подкурганным погребениям (Кузьмина, 2001:156-157). Однако данная точка зрения не может быть принята из-за целого ряда возражений. Погребальный обряд входит в число основных базовых признаков археологической культуры и в значительной степени определяет ее этнический облик. Степень преемственности погребального обряда является показателем участия того или иного населения в формировании археологической культуры. Следовательно, коренная смена погребальной обрядности не могла не отразиться на культурной идентификации {50} фатьяновцев, не затронув остальных категорий их материальной культуры, и прежде всего керамики. Но, по справедливому замечанию О.В. Кузьминой, катакомбное влияние на абашевскую керамику начинает проявляться значительно позже, только после выхода абашевцев на территорию Южного Приуралья (Кузьмина, 2001:157). Кроме того, в правобережном Поволжье, где фиксируются наиболее ранние абашевские памятники, отсутствуют какие-либо существенные следы проникновения ямно-катакомбного населения, которое могло бы принять участие в формировании абашевцев. Весьма слабо подобные следы улавливаются и на более южных территориях Пензенского и Ульяновского Посурья (Вискалин и др., 2002).

Тем не менее параллели в погребальной обрядности абашевских и ямно-катакомбных племен отмечены О.В. Кузьминой верно. Однако влияние последних на формирование абашевского погребального обряда, по-видимому, имело место не в ямно-катакомбное, а в ямно-репинское время, когда и происходило сложение протоабашевских древностей. Данное влияние отразилось не только в погребальном обряде, но и в керамике. Так, например, вплоть до того времени, как протоабашевские древности получили свой самостоятельный статус, наличие общих черт у ямной и протоабашевской посуды позволяло даже некоторые керамические комплексы последней относить к числу древнеямных (Попова, 1961). Среди наиболее вероятных территорий, где подобные процессы имели место, следует назвать районы Среднего и Верхнего Дона. Здесь же фиксируются и наиболее ранние образцы протоабашевской посуды (Екимов, 2003). Отсутствие достоверных курганных могильников протоабашевского времени, по-видимому, свидетельствует о том, что захоронения, как и в более раннюю репинскую эпоху, осуществлялись на грунтовых кладбищах.

На пострепинской основе сформировались не только древности протоабашевского типа, но и памятники иванобугорской {51} культуры, в материалах которых А.Т. Синюком фиксируется большее количество инородных, не репинских признаков, связанных с влиянием культуры ромбоямочной керамики (Синюк, 1996). Тем не менее иванобугорским населением наследуется репинский погребальный обряд вытянутого захоронения умерших, репинские формы круглодонных сосудов и отдельные элементы орнамента. На территории Среднего, а отчасти и Верхнего Дона иванобугорское население, испытывая на себе постоянное давление со стороны катакомбных племен, постепенно трансформирует свою материальную культуру, что приводит к сложению памятников воронежской культуры. Однако та часть иванобугорских памятников, которая занимала территорию Среднего Поочья и Примокшанья, испытывала катакомбное влияние в значительно меньшей степени, и ее развитие проходило иначе. На базе этих памятников происходит сложение культуры, представленной материалами вытянутых погребений второй группы Шагарского могильника (Каверзнева, 1992), которые обладают полным набором иванобугорских признаков и не имеют прямого отношения к артефактам Шагарских поселений, давшим название одноименной культуре. Выразительный комплекс поселенческих материалов, одновременных Шагарскому могильнику, получен при раскопках поселения Широмасово 1 на Нижней Мокше (Гришаков, Ставицкий, 2002; 2003). На этом поселении вскрыто шесть жилищ, которые расположены двумя параллельными рядами. В первом ряду соединены переходами три жилища, во втором — два. Котлован одного из жилищ, в заполнении которого собрана керамика атликасинского облика, разрушен жилищем № 1. В заполнении первого жилища наряду с атликасинской посудой собрана трансформированная керамика иванобугорского типа. В жилище № 3, которое соединено переходом с первым сооружением, найдена только атликасинская посуда. {52}

Таким образом, на материалах Широмасовского поселения фиксируются контакты между носителями иванобугорской и атликасинской посуды, в результате которых происходит сложение так называемой фатьяноидной керамики Волго-Окского междуречья. Подобная керамика наследует все основные признаки иванобугорской посуды: примесь, форму сосудов и в меньшей степени орнаментацию. Поскольку именно в орнаментальных построениях фиксируется ряд заимствований, полученных от носителей древностей атликасинского типа. Видимо, позже, наряду с минеральными примесями, при изготовлении фатьяноидной посуды начинает использоваться органика. Ряд исследователей связывают ее появление с волосовским влиянием, но по мнению В.В. Сидорова, по своим характеристикам органическая примесь в фатьяноидной керамике не имеет ничего общего с волосовской рецептурой приготовления глиняного теста и появляется в то время, когда волосовские традиции ее использования на территории Волго-Окского междуречья уже были утрачены (Сидоров, 2003). Следует отметить, что керамика, отличающаяся плотным, не содержащим органических включений тестом, появляется и на поздневолосовских поселениях выжумского типа на территории Марийского Поволжья (Соловьев, 2000:20). Причем на поселении Сутырское 5, исследованном экспедицией Самарского педуниверситета, при участии автора, подобная керамика преобладает.

Как уже неоднократно отмечалось ранее, фатьяноидная керамика Вого-Окского междуречья находит близкие аналогии в чирковской посуде Марийского Поволжья, а по мнению ряда авторов, фактически является ею (Воронин, 1998). Но если для чирковской посуды характерны стандартные устоявшиеся типы сосудов, то в фатьяноидной керамике подобного строгого членения на узнаваемые типы сосудов нет. Зато здесь очень хорошо виден процесс складывания подобных гибридных типов, что свидетельствует в {53} пользу ее более ранней хронологии. Следовательно, одну из заглавных ролей в происхождении чирковской керамики сыграли носители посуды иванобугорского типа, а это означает, что в чирковских и в протоабашевских древностях присутствует общий пострепинский компонент, наличие которого, по всей видимости, облегчало контакты между представителями данных керамических традиций. Между тем на чирковских сосудах присутствуют те орнаментальные мотивы, которые являются общими как для балановских, так и для абашевских древностей. Это удлиненные, заполненные треугольники, вертикальные лесенки, шахматные мотивы и др. Наличие подобного сходства ранее трактовалось некоторыми авторами в качестве абашевского влияния на население чирковской культуры (Халиков, Халикова, 1963). Однако с учетом новой хронологии, разработанной Б.С. Соловьевым (2000:54), на территории Среднего Поволжья чирковские памятники раннего и развитого этапов предшествуют появлению абашевцев. В пользу подобного утверждения свидетельствует и факт отсутствия абашевской керамики на ранних чирковских стоянках, при ее наличии на Юринском поселении, относящемся ко второму этапу развития данной культуры. Следовательно, абашевцы могли перенять вышеназванные мотивы орнамента не только у балановцев, но и у чирковского населения.

Таким образом, появление ранних абашевских древностей на территории Среднего Поволжья происходило не во враждебной балановской, а в этнически близкой чирковской среде, что, вероятно, и обусловило быстрое распространение керамических традиций, выработанных одной из родственных групп населения. Хотя, конечно, нельзя исключать возможности того, что отдельные элементы противостояния между переселенцами первой и второй волны все же имели место, поскольку никуда не деться от наличия захоронений павших абашевских воинов и расположения чирковско-балановских поселений на возвышенных {54} труднодоступных местах. Однако даже в этом случае весьма вероятным представляется заимствование отдельных элементов керамических традиций, относящихся к женской субкультуре, поскольку женщины могли быть инкорпорированы в состав победившего этноса.

Материалы 1-го Широмасовского поселения проливают дополнительный свет на происхождение поздняковской культуры. В настоящее время большинство исследователей связывают ее происхождение с миграциями ранних срубных племен, на основе которых, при участие местных допоздняковских (Попова, 1969), фатьяноидных (Гадзяцкая, 1992), шагарских (Каверзнева, 1994), примокшанских (Челяпов, 1993) древностей, и происходит складывание поздняковской культуры. Однако погребальный обряд, характерный для ранних срубников в поздняковской культуре, начинает проявляться только в захоронениях Борисоглебского могильника, погребения которого отличаются значительной глубиной и большими размерами могильных ям. Тогда как ранее (могильники Битюковский, Мало-Окуловский) умерших хоронили на уровне дневной поверхности. Появление срубных признаков в погребальном обряде совпадает с резким уменьшением доли веревочного и увеличением прочерченного орнамента на посуде, появлением сосудов с четко выраженным, а не сглаженным, как ранее, ребром, с распространением ножей срубного типа, имеющих выраженное перекрестие, которого нет на ранних поздняковских ножах. Перечисленные особенности позволяют выделить особый, досрубный этап в формировании поздняковских древностей.

Следует также отметить, что до сих пор отсутствуют факты, свидетельствующие о массовом проникновении срубных племен в район непосредственного формирования поздняковской культуры (Поречье Оки). Определенный территориальный зазор между границей распространения срубных и поздняковских древностей фиксируется по {55} работам А.Х. Халикова (1969), Т.Б. Поповой (1987) и В.В. Отрощенко (2000). Мало вероятным представляется проникновение срубного населения на территорию Поочья в их начальные периоды истории, которые, по мнению А.Т. Синюка, на Среднем Дону совпали с завершением теплого и увлажненного климатического периода (Синюк, 1996, табл. 23). Инфильтрация отдельных групп населения срубной культуры скорее могла иметь место позднее, во время резкого потепления климата 3400—3500 л.н., что, вероятно, и привело к трансформации погребального обряда у населения поздняковской культуры.

Процесс сложения поздняковских древностей, вероятно, осуществлялся на протяжении XVIII—XVII вв. до н.э. В это время на Средней Оке появляются грунтовые могильники: Шагарский (вторая группа захоронений), Одоевские фермы, Фефелов Бор (ранние погребения), которые Е.Д. Каверзнева относит к позднему этапу шагарской культуры (Каверзнева, 1994). Близкие по облику захоронения исследованы А.И. Королевым и на Нижней Мокше у с. Широмасово (Королев, 2003), а на поселении Широмасово 1 В.В. Гришаковым было исследовано жилище с керамикой, аналогичной посуде из перечисленных памятников (Гришаков, Ставицкий, 2002; 2003). Данные могильники, на наш взгляд, не относятся к шагарской культуре. Некоторое шагарское влияние прослеживается только на части сосудов самого Шагарского могильника, что объясняется результатами этнокультурных контактов. На посуде остальных могильников шагарские черты не фиксируются. Происхождение данных памятников следует связывать с северной локальной группой иванобугорской культуры, которая испытала на себе катакомбное влияние, но не в позднекатакомбное время, как воронежская культура, а значительно раньше — на раннем и развитом этапах катакомбной культуры. Источником подобного влияния, вероятно, служила территория Верхнего Подонья, где в керамических традициях катакомбных {56} племен фиксируется ряд своеобразных черт (жемчужные вдавления, веревочные отпечатки и т.д.) (Ивашев, 1999), которые получили свое дальнейшие развитие в керамике поздняковской культуры. Определенное участие в формировании поздняковских древностей могли принять и носители среднеднепровской поселенческой керамики. Возможно, что оно осуществлялось в опосредованной форме — через древности шагарского типа, в сложении которых среднеднепровцы, видимо, сыграли заглавную роль.

[Владимир]

Что тут интересно. Ставицкий описал процессы, происходившие в период 3000-2000 ВС в «темной полосе», ограниченной с севера Фатьяновской культура и с юга Ямной/катакомбной культурами. Он описывает процесс формирования Иванбугорской//Примокшанской/Воронежской культуры бронзового века/Вольск-Лбищенской культуры с выходом на формирование культуры Фатьяноидной керамики и Чирковской культуры и Займищенского типа керамики. Очень интересная гипотеза о формировании Абашевской культуры. Правда она в корне противоречит гипотезе Мимохода. Подход Ставицкого в определенной степени снимает противоречия между различными гипотезами о формировании Чирковской культуры. Все это имеет огромное значение особенно сейчас, когда из данных генетики стало понятно, что фатьяновская популяция видимо тупиковая в плане Y-DNA.

[профессор Перзеев]

 

Отрывок из старой статьи Ставицкого, 2004 года. Но актуальный до настоящего времени

Я бы не разделял такого вашего восторга, но "читабельно". Хотя много неточностей, много спорных утверждений и умозрительных выводов.

 

Только в 17% его погребений отмечены находки клиновидных топоров, которые являются обязательной принадлежностью погребального инвентаря ранних фатьяновских памятников и значительно реже встречается в поздних… Например, на позднем фатьяновском Волосовско-Даниловском могильнике подобные топоры зафиксированы только в 16% погребений

 

 

Да ничего подобного. Во-первых это не так, что касается самих Балановского могильника и Волосово-Даниловского могильника. Сами данные приведены неверно.  Если считать по количеству могил ( т.к. многие костяки сдвинуты) то это буде примерно 41%, если по числу костяков, то где-то 26%, ну хорошо добавим сюда младенческие захоронения(?) пусть будет 24-25%. И скорее это связано не с хронологической позицией того или иного памятника, а с его размерами, в т.ч. и изученными. Вот второй по величине в Фатьяновско-Балановской общности Волосово-Даниловский могильник. Считается относительно поздним. Здесь это соотношение примерно 30%. А возьмем могильники небольших размеров. Например Буньковский, поздний. Здесь соотношение 100%. Вауловский могильник тоже поздний – 63%, поздний Воронковский -71%., Истринский тоже поздний – 142% ! Вот ранние и более ранние могильники: Ивановогорский -33%, Ханевский -66%, Кузьминский -71%. Ну и т.д., т.е. никакой хронологической корреляции не наблюдается. Кстати в самом Балановском могильнике всего 8 сверленных боевых топоров, один из которых, по-видимому, имитация т.к. выполнен из рассыпавшегося глинистого сланца.

 

Судя по планиграфии Балановского могильника, в центре которого находятся погребения с посудой атликасинского облика, данная керамика появляется {34} на Средней Волге вместе древнейшей балановской посудой

 

Эти керамические традиции не просто одновременны. Как показали недавние исследования Е. Волковой часть т.н. балановский и атликасинских сосудов Балановского могильника сделаны «рукой одного мастера».

 

Однако, по мнению В.В. Сидорова и А.В. Энговатовой, в керамике Кузьминковского могильника сохраняется ряд ранних черт, характерных для памятников среднеднепровской культуры, и поэтому данные материалы следует датировать более ранним временем.

 

Не совсем точно. Указанные авторы (1992 г.) пишут о «среднеднепровских чертах» только относительно Ханевского могильника. В Кузьминском отмечают «развитие архаичных черт», без всяких среднеднепровских ( тем паче их там и нет).

 

Иной точки зрения придерживается Е.В. Волкова, которая полагает, что на западе в жуцевской и среднеднепровской культурах имеются аналогии всем фатьяново-балановским мотивам орнамента за исключением перекрещивающихся линий (Волкова, 1994:19-21).

 

В дальнейшем Е. Волкова эти аналогии в орнаменте ( ха исключением косой решетки) распространяет на всю область КШК.

 

 

категорий поселенческой посуды, по наблюдениям И.И. Артеменко (тип 8), никогда не встречается в погребениях (Артеменко, 1967: рис. 10-13)

 

 

Не встречается, потому что она к КШК не имеет отношения это местная неолитическая керамика. У И. Артеменко это все в одной куче.

 

 

Аналогичная картина наблюдается и в Поочье, где в керамике поселений шагарской культуры фиксируется весьма сильное среднеднепровское влияние, и некоторые шагарские (?) сосуды крайне близки поселенческим среднеднепровским 

 

 

В поселенческую среднеднепровскую посуду И. Артеменко записал не только собственно шнуровые древности но и местную неолитическую/постнеолитическую гончарную традицию. В общем «каша». Да в Шагаре просматриваются аналогии со среднеднепровскими древностями, только не шнуровыми. Ну собственно В. Ставицкий дальше пишет о том же- впоследствии одна часть аборигенов была вытеснена, и это дало новый импульс развитию ряда культур (шагарской..

 

Видимо, позже, наряду с минеральными примесями, при изготовлении фатьяноидной посуды начинает использоваться органика.

 

Нет. Такое в целом не просматривается.С самого начала присутствует толченая раковина и органика. Впрочем может В. Ставицкий имеет ввиду какой-то микрорегион.

 

фатьяноидная керамика Вого-Окского междуречья находит близкие аналогии в чирковской посуде Марийского Поволжья, а по мнению ряда авторов, фактически является ею

 

Любопытно, что в более поздней докторской диссертации В. Ставицкого (2006 г.) фатьяноидная керамика фигурирует как кухонная фатьяновская.

 

Правда она в корне противоречит гипотезе Мимохода. Подход Ставицкого в определенной степени снимает противоречия между различными гипотезами о формировании Чирковской культуры

У Р. Мимохода я вообще не нашел серьезных аргументов, а некоторые приемы просто недобросовестны. Что касается В. Ставицкого, то у него как всегда слишком все фундаментально,трудно объять необъятное, много умозрительных выводов. Но это его видение проблемы. В целом нормально при критическом чтении, с поправкой на сведения середины 00-х годов.

 

[профессор Перзеев]

П.С.

 

что фатьяновская популяция видимо тупиковая в плане Y-DNA.

А насколько все фатьяновские и абашевские Y-DNA различны? Близости нет?

[Владимир]

П.С.

А насколько все фатьяновские и абашевские Y-DNA различны? Близости нет?

Они не то чтобы различны. Фатьяновцы Z645/Z93*, а абашевцы Z645/Z93/Z94. То есть фатьяновцы прямо очень родственны абашевцам, но не их предки. Грубо говоря фатьяновцы это дяди абашевцев, то есть братья отцов абашевцев. То есть Фатьяновцы и предки абашевцев были одним племенем, но где то разошлись. Предки абашевцев должны были быть где то совсем рядом, имея в виду что они с фатьяновцами очевидно на каком то стартовом этапе были одним племенем
Да, ну и такой гаплотип фатьяновцев говорит о том, что у них нет потомков ни среди уже исследованных образцов ни среди современного человечества. Опять же это только мужские линии. Насколько я помню женских фатьяновских линий полно в Синташте.

Сообщение изменено: Владимир, 11 Ноябрь 2023 - 14:18.