Перейти к содержимому

Добро пожаловать на Balto-Slavica, форум о Восточной Европе.
Зарегистрируйтесь, чтобы получить доступ ко всем нашим функциям. Зарегистрировавшись, вы сможете создавать темы, отвечать в существующих темах, получить доступ к другим разделам и многое другое. Это сообщение исчезнет после входа.
Войти Создать учётную запись
Фотография

Формирование культуры длинных курганов: процесс на фоне эпохи


  • Пожалуйста, авторизуйтесь, чтобы ответить
1 ответов в этой теме

#1
aectann

aectann

    Постоянный участник

  • Пользователи
  • PipPipPip
  • 1 844 сообщений
  • Пол:мужской
  • Город:Россия, Одинцово
  • Национальность:русский
  • Фенотип: нордид+балтид
  • Y-ДНК:E1b1b1a1b
  • мтДНК:H
Е. Р. МИХАЙЛОВА

Формирование культуры длинных курганов: процесс на фоне эпохи


ВПН – эпоха, во многом определившая облик и историю средневековой Европы. Это эпоха бурная и неоднородная – на обширных пространствах культурные процессы протекали с различной интенсивностью, где-то замедляясь, а где-то, напротив, набирая интенсивность.

За последние годы исследовательский интерес к древностям эпохи переселения значительно возрос и приобрел некоторые новые черты. В частности, в печати появляется все больше работ, посвященных тем или иным категориям западно- и центральноевропейского импорта в Восточной Прибалтике и еще дальше к востоку – в лесной полосе Восточной Европы.

Так, В.И. Кулаков, рассматривая развитие прусских древностей, отметил серьезные изменения в погребальном обряде и инвентаре, фиксируемые в третьей четверти V в. Их можно связать с проникновением в западнобалтскую среду выходцев из Подунавья и из ареала западных германцев. Вслед за В. Шименасом Кулаков связал эти процессы с последовавшим после битвы при Недао исходом части “варваров” – ветеранов гуннских походов на север. При этом вместе с возвращавшимися на родину балтами в Прибалтике появились и какие-то группы воинов–германцев.

Позднее исследователь конкретизировал собственную реконструкцию событий, обратив внимание на распространение в Прибалтике степных трехлопастных стрел «эпохи Аттилы». Он связал это обстоятельство с появлением на западной окраине балтского мира, в земле Холибо позднейших прусских легенд германцев–видивариев. Согласно реконструируемой В.И. Кулаковым последовательности событий, в «земле Холибо» – т.е. окрестностях крупного археологического комплекса Варникам в течение 2-й четв. V в. появляются воины Аттилы, посланные владыкой гуннов в самбийскую янтарную провинцию. К ним вскорости присоединяются «разбитые на р. Недао группы готов, герулов и представители других племен», а появление всех этих пришельцев становится начальным стимулом для формирования раннесредневековой прусской культуры. На протяжении второй пол. V в. пришельцы с юга осваивают новые земли, формируют здесь собственную дружину и в той или иной форме подчиняют себе соседние регионы, создавая устойчивую систему межплеменных связей и торговых путей.

В Мазурии в начале ступени Е европейской хронологии формируется так наз. Ольштынская группа, наиболее ранние памятники которой датируются в основном в пределах последней четверти V в. Согласно наиболее распространенному мнению, обоснованному, в частности, В. Новаковским, ольштынскую группу создали некие пришельцы с юга, в которых следует видеть потомков балтийских «эмигрантов», покинувших юг в конце римского времени или в начале эпохи переселения. Уместной аналогией такой «репатриации» может послужить знаменитое возвращение на родину герулов, хорошо освещенное письменными источниками (а такой исследователь, как Г. Кюн, даже предлагал интерпретировать Ольштынскую группу как памятники герулов).

На литовском материале проблемы ВПН активно разрабатываются В. Шименасом. Большое значение для этой темы имеет исследованный им курганный могильник Видгиряй в низовьях Немана, который в целом датируется второй пол. V – VI веком. Здесь обнаружены многочисленные богатые погребения воинов–всадников, вещи из которых указывают на возможность контактов с кочевым миром и с римскими провинциями. Автор раскопок Видгиряй тоже трактует материалы могильника как свидетельство притока в низовья Немана и Пруссию полиэтничной группы воинов из Среднего Подунавья после крушения державы гуннов. В это же время в Литве распространяется целый ряд «постгуннских» вещей, в первую очередь оружие (в частности, такая его категория, как боевые ножи, которые в позднейшую эпоху станут характернейшим оружием литовцев).

Одним из свидетельств контактов населения Литвы со Средним Подунавьем следует считать опубликованную В. Казакявичюсом серебряную двупластинчатую фибулу типа Дюлавари – Косино – Тисалек, найденную в мужском погребении на территории Литвы. Казакявичюс предлагает датировать эту застежку временем ок. 500 г. или началом VI в. – т. е. позднее датировки таких фибул на основной территории их распространения, в Венгрии, так как в Венгрии такие фибулы встречены исключительно в женских захоронениях.

Еще один литовский исследователь, А. Таутавичюс, показал, что в V–VI вв. в ряде областей Литвы (в основном это древности, связываемые с собственно литовцами) происходит целый ряд серьезных изменений в погребальной обрядности – на смену ингумациям приходят кремации на стороне.

Сказанное касается в первую очередь восточнолитовских курганов – культуры, возникшей в конце IV – нач. V в. на западной окраине прежнего ареала штрихованной керамики. Сами курганы восточнолитовского типа – это невысокие, круглые в плане песчаные насыпи, часто с каменными венцами. Примечательно, что в могильниках с курганами восточнолитовского типа встречаются и удлиненные в плане насыпи. Размеры курганов варьируют от 5–6 до 10–15 м в диаметре, высота насыпей достигает 2 м. Как правило, памятники располагаются в борах, на удаленных от крупных водоемов возвышенностях, или на высоких берегах небольших рек и озер. В V в. в ареале восточнолитовских курганов начинает распространяться и с VI в. уже преобладает обряд трупосожжения: сожженные на стороне останки захораниваются под насыпями курганов в небольших ямках, россыпью на материке или в насыпях, в противоположность размещению более ранних ингумаций в больших подкурганных могилах. В кургане обычно размещается 1–5 трупосожжений, при этом известны и пустые курганы.

Сходные перемены в обрядности заметны и по материалам каменных курганов Литвы, которые распространены на юго-западной окраине ареала восточнолитовских курганов и в южной части Занеманья и (за исключением материала насыпей) очень близки восточнолитовским курганам. Древнейшие погребения в литовских каменных курганах датируются кон. IV – V в. и представляют собой одиночные подкурганные ингумации (в этих памятниках известны только мужские захоронения). С VI в. здесь встречаются исключительно трупосожжения – по 1–2 в кургане, в насыпи или под ней.

Одновременно, в течение V–VI вв. распространяется и становится господствующим обряд трупосожжения в грунтовых могильниках Центральной Литвы, а также в ятвяжских памятниках. Подробно хронология этого процесса не разработана.

А.Таутавичюс обратил внимание и на признаки сходства восточнолитовских курганов с курганами культуры длинных. Правда, он трактовал эту ситуацию как свидетельство литовско-славянских связей. В своей обобщающей статье, посвященной восточнолитовским курганам, он, в частности, писал: «На их <т.е. связей> наличие указывают, например, некоторые общие черты погребального обряда: внешний вид курганов, отдельные овальные или продолговатые насыпи, кострища в курганах.»

Необходимо отметить, что свидетельства проникновения на север каких-то постгуннских колективов известны не только в Прибалтике. Так, М. Казанский и В. Кулаков отмечают скопление находок трехлопастных стрел в верховьях Днепра.

В.В. Седов обобщил сведения о предметах провинциальноримского происхождения в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. Он собрал сведения о находках здесь железных шпор нескольких типов (с острым коническим шипом и крючками на концах, с петлеобразными концами и с коническим шипом и утолщениями-«пуговками» на концах), о находках римских железных бритв, пластинчатых кресал с кольцом на конце, В-образных рифленых пряжек и железных втульчатых наконечников копий с пером пламеобразной формы.

Предметы, восходящие к позднеримским образцам, хорошо известны в рязано-окских могильниках. Их рассматривали В.В. Седов, М.М. Казанский и И.Р. Ахмедов. Последний, в частности, недавно опубликовал целую серию происходящих из окских могильников поясных наборов с орнито- и зооморфными мотивами. По своей структуре (наборный пояс с широкой пластиной, противостоящей пряжке), формам пряжек, декору (в технике кербшнитт) они явно восходят к позднеримским воинским.

Наконец, нельзя не упомянуть серию работ С.Ю. Каргапольцева и И.А. Бажана, собравших вещи позднеримского происхождения, происходящие с обширных территорий Восточной Европы – В-образные пряжки с рифлением, пельтовидные привески, двушипные наконечники дротиков и некоторые др.

Нетрудно заметить, что все упомянутые исследователи сходятся во мнении, что цетральноевропейские предметы оказались принесены на земли Восточной Европы более или менее сплоченными, хотя и не очень многочисленными воинскими коллективами, оставшимися «не у дел» после распада государства Аттилы. Очень характерно, что практически все эти предметы иллюстрируют нам некий суровый мужской быт – от региона к региону повторяются находки оружия, конского снаряжения, деталей поясных наборов, бритв… Даже венгерская женская фибула, найденная в Литве, происходит из мужского погребения.

Все эти находки объединяет еще одна общая черта: все они явно восходят к той своеобразной культуре, которая в течение поколений формировалась в среде германских варваров на римской службе. Однако точно определить ту исходную группу древностей, с которой можно было бы связать какую-то конкретную вещь, как правило, невозможно: либо отсутствуют точные аналогии, либо эти вещи относятся к общеевропейским типам.

Особняком в историографии стоит мнение В.В. Седова. Находки провинциально-римских изделий на территории, где сложатся древности типа Тушемли, он объясняет продвижением крупных масс населения из бассейна Вислы вследствие резких, почти катастрофических изменений климата. Однако предполагаемая значительная численность переселенцев не мешает ему тут же заметить, что римских вещей очень немного, бытуют они короткое время и не оставляют заметного следа в материальной культуре.

Какая же картина вырисовывается в итоге?

Период с середины V в. по середину VI в. на значительном пространстве Прибалтики (в Мазурах, Пруссии, Самбии, Восточной и Центральной Литве) характеризуется резкими изменениями в материальной культуре и погребальной обрядности населения, и, по всей вероятности, изменениями его социальной структуры, связанными с появившимися здесь группами хорошо вооруженных и организованных людей. Причем, эти изменения в различных регионах, по удачному выражению В.И. Кулакова, «изоморфны». Нужно подчеркнуть, что все вновь появившиеся черты оказываются связаны с курганным обрядом захоронения.

Еще одно сходство всех рассматриваемых регионов между собой и с территорией распространения длинных курганов – ландшафтное. Во всех случаях речь идет о возвышенных холмистых моренных равнинах с многочисленными мелкими водоемами (реками, озерами и болотами), обладающих легкими супесчаными почвами и покрытых сосновыми лесами.

Отголоски тех же событий улавливаются и далее на восток – в лесной полосе Восточной Европы. Однако здесь развитие пошло своим путем. На западе, в Прибалтике вновь пришедшие коллективы оказались достаточно организованны, чтобы дать резкий толчок культурному развитию – с их прихода можно вести начало нескольких раннесредневековых культур. На восточных территориях эффект был куда менее заметен – немногочисленные разрозненные серии вещей разбросаны по отдельным памятникам, не более того.

Что стало причиной этой разницы, не вполне ясно. Возможно, например, что так далеко на восток прошли только очень немногие ветераны Аттилы, или же культуры лесной зоны обладали большей стабильностью и инертностью, или причиной послужило и то, и другое, и что-то еще.

Граница здесь между востоком и западом проходит примерно по линии Нарова – Чудское – Псковское – Великая, и на этой границе частично оказываются псковские длинные курганы. Естественно, такое пограничное положение сказалось на них.

Культура длинных курганов, формируясь, восприняла многие признаки, свойственные упомянутым выше древностям Прибалтики. Взрывообразно распространяется обряд захоронения сожженных на стороне останков в невысоких песчаных насыпях. Замечу, что КДК знает захоронения в курганах не только людей, но и людей с животными (чаще всего конями), и захоронения в тех же курганах только коней (Северик; Залахтовье, к.154; Шихино, к.30, п.1; Дягилево 4, к.17, п.1; Ладыгинский Бор, к.4; и др.), что вновь отсылает нас к восточнолитовским курганам и древностям пруссов.

Известно, что древнее оружие с известной степенью условности можно подразделить на комплекс оружия универсального назначения (прежде всего, дротик, лук и стрелы), который с равным успехом мог использоваться как охотниками, так и ополченцами, – и комплекс исключительно боевого, «профессионального» оружия (меч, щит, боевой топор). Находки в памятниках КДК боевых узколезвийных топоров (Крюково озеро 2, Степаново 3, Чагода 2, фрагменты топоров на селищах Крюково озеро, Усть-Белая 6, Колода и др., в могильнике Лоози) могут, очевидно, уточнить характеристику продвигавшихся с запада в леса Восточной Европы групп конных воинов. Замечу в скобках, что все эти топоры очень похожи, зачастую аналогичны топорам из восточнолитовских курганов.

Такое «воинское» расселение весьма типично для эпохи Великого переселения. Применительно к землям к востоку и югу от Балтики сходный процесс демонстрируют опять же восточнолитовские курганы. Описывая обстоятельства появления этих древностей в Верхнем Понеманье, Ф.Д. Гуревич отмечала отсутствие преемственности между городищами со штрихованной керамикой IV–V вв. и сменяющими их поселениями и могильниками восточнолитовского типа. Более того – наиболее поздние из верхненеманских городищ со штрихованной керамикой демонстрируют развитую систему укреплений, не свойственную памятникам предшествующего времени. По мнению Ф.Д. Гуревич, это могло быть вызвано резко возросшей опасностью вражеского нападения извне, тем более, что на многих городищах V в. отмечены следы пожаров, после которых жизнь здесь более не возобновлялась.

Вещевые находки из псковских длинных курганов в целом, безусловно, вписываются в контекст центрально-европейских древностей середины – третьей четверти I тыс., находя наиболее точные соответствия в Восточной Прибалтике (в широком смысле): и уже дежурные пряжки с В-образной рифленой рамкой, и синие крапчатые и 14-гранные бусы (в особенности с четкими гранями), и гривна из Городни, аналогичная доложской, и железные бритвы из Которска и Горки. В этот же контекст можно, очевидно, поставить ряд находок из нижнего слоя Изборского городища: в первую очередь, пластинчатые железные кресала и разнотипные бронзовые булавки ранних форм, в т. ч. булавку с ромбовидным ушком – типично мазурская форма позднеримского времени, с точки зрения В.В. Седова.

Однако, восприняв курганный обряд захоронения, псковские длинные курганы не восприняли привнесенных вещей. Те немногие «западные» вещи, которые здесь оказались, в течение одного – двух поколений выпали в погребения, и далее носители КДК вырабатывали собственные формы металлических предметов.

В связи со всем вышесказанным, особенно интересным оказывается Полужье и Поплюсье – регион, в период формирования псковских длинных курганов оказавшийся его западной окраиной. Здесь, помимо безусловно ранних комплексов длинных курганов (Рапти–Наволок III, Сторожинец, Березно и др.), известен целый ряд ранних вещей и комплексов, которые непосредственно с КДК не связаны. Можно напомнить хотя бы о так наз. туровском мече с очень неясными обстоятельствами находки, подвязной арбалетной фибуле из Люботежа (или, по др. публикации Тальгрена, Городища Гдовского уезда) и о спорной находке топора из Глумиц. Нельзя обойти и подкурганное захоронение в Доложском, справедливо сопоставляемое с так наз. княжеским погребением в Таурапилисе в Литве.

По всей вероятности, перед нами – один из очагов формирования КДК, своеобразная «точка кристаллизации» насыщенного культурного раствора. Эта точка не единственная – таким же очагом было, например, междуречье верховьев Великой и Западной Двины, где сосредоточены выделенные Н.В. Лопатиным и А.Г. Фурасьевым памятники типа Заозерье. Можно предположить наличие и других очагов: в среднем течении Великой, в бассейне Мологи, на верхней Мсте, – во всех этих регионах нам известны комплексы сер. I тыс., датируемые по центральноевропейским вещам.

По всей вероятности, начало процессу сложения культуры псковских длинных курганов послужил внешний толчок, а вернее, целая серия толчков, одновременно последовавших сразу в многих местах – сходная ситуация повторится на этих территориях позднее, когда здесь будет складываться уже древнерусская культура.

Текст доклада на Восьмых чтениях памяти Анны Мачинской, посвященных Г.С. Лебедеву (Старая Ладога, 21 дек. 2003 г.)
Помни кто ты и откуда ты

http://i055.radikal....1995e86e9c7.png (обновлено 05.09.2011)
http://s42.radikal.r...928faf4eb18.png

#2
Raitelis

Raitelis

    Новичок

  • Новые пользователи
  • Pip
  • 3 сообщений
  • Пол:мужской
  • Город:Konigsberg
  • Национальность:западный балт
  • Фенотип: балт
неплохая заметка. странно что нашими (в моем случае, западнобалтскими древностями) в России кто-то кроме В.И Кулакова пытается интересоваться. Заметка ничего! Есть ряд уточнений. идеи о возврате с подунавья ветеранов В.И. Кулаков высказывал пораньше В. Шименаса. чего стоит статья - Кулаков В.И., 1990б. «Звериноголовые» фибулы балтов (V-VII вв.) // CА. № 2..
район Холибо- р-н современного г. Мамоново бывш Хайлигенбайнль! - возм. что вариация от Хайллибо) Кал. области ок 20 км. южнее и 15 км к северу от него.
На Варникаме большинство комплексов датируется все же сер. 5 в. Кулаков В.И., 1997а. Варникам. Древности прусских вождей // Гiстарычна-археалагiчны зборник. № 12. Мiнск.
Кулаков В.И., 1998в. Holibo. Междуречье Ильфинг и Фришинг в 5 в.//Гiстарычна-археалагiчны зборник. № 13. Мiнск.
новаковский никогда специально ольштынской группой (четкого определения что это такое вы нигде не найдете) не занимался. единственный кто что-то более или менее это делал это ежи окулич Okulicz J., 1973. Pradzieje ziem pruskich od późnego paleolitu do VII w. n.e., Wrocław-Warszawa-Kraków-Gdańsk.
Шименас с 1996 г. перестал-писать что-либо по Видгиряй
Таутавичюс как раз указывал не сколько на роль пришельцев-аллохтонов на Литву (у которой в 2009 г. был 1000-тетие первого упоминание), сколько на влияние пруссов на соседние балтские земли куда пришла со временем в 6-8 вв. к 9-10 широкая практика кремации.
в 5-6 вв. радикальные изменения характерны лишь для Мазурского Поозерья и Пруссии (автор зря через запятую упоминает один из ее регионов - Самбию). но не для вос. и центр. литвы
но это так, недоработки. все равно спасибо хотя и на этом! знал бы пораньше на ваш сайт зашел!
кого история и археология исторической Пруссии и соседних земель привлекает могу помочь с литературой


Посетителей, читающих эту тему: 0

0 пользователей, 0 гостей, 0 анонимных пользователей