4 ответов в этой теме

[Folkvald]

Царствование императора Николая II в цифрах и фактах
http://scepsis.ru/library/id_2748.html

Столыпинская аграрная реформа (мифы и реальность)
http://scepsis.ru/library/id_2207.html

Уровень жизни населения в России в конце XIX — начале XX века
http://scepsis.ru/library/id_2163.html

А.Аврех. П.А. Столыпин и судьбы реформ в России
http://scepsis.ru/library/id_1349.html

Место России в мире накануне Первой мировой войны
http://scepsis.ru/library/id_1217.html

Столыпинская аграрная реформа: замысел и реализация
Лекция Михаила Давыдова
http://polit.ru/lect...08/davydov.html

Б. Л. Бразоль. Царствование Императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах
http://www.russia-talk.com/brazol.htm

Статистический ежегодник России. 1913 г. (1914).СпБ. 1914.
http://www.infanata....913-g-1914.html

http://infanata.ifolder.ru/16311157
http://rapidshare.co...dnik_Rossii.rar

ДИНАМИКА ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ за 1897-1914 гг.Р.И. Сифман
http://demoscope.ru/...old_fund05.html

И.М. Козьминых-Ланин. Грамотность и заработки фабрично-заводских рабочих Московской губернии. С предисловием П.А.Вихляева. М., 1912.
http://www.hist.msu..../1912/index.htm

Т. В. ФИЛОНЕНКО, А. В. ШИПИЛОВ. МАТЕРИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ УЧИТЕЛЕЙ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
http://www.portalus..../rus_...&ucat=

[Folkvald]

Ю.Петров. РОССИЙСКАЯ ЭКОНОМИКА В НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА

http://www.grazhdani...
http://www.grazhdani...

[Folkvald]

Т.М.Братченко, А.С.Сенявский. РАННЕИНДУСТРИАЛЬНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
http://www.ssc.smr.r...2/2007_2_05.pdf

Кирьянов Ю.И.Жизненный уровень рабочих России (конец XIX – начало XX в.). М., 1979.
http://www.mysteriou...ndex...E_XX_в.)

[Folkvald]

Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.). М., 2003.

В первую публикуемую на русском языке книгу известного американского ученого, специалиста по экономической истории России конца XIX - начала XX века, вошли главы из его монографий "Russian National Income. 1885-1913" (Cambridge University Press, 1982) и "Before Command: An Economic History of Russia from Emancipation to First Five-years Plan" (Princeton University Press, 1994), Основные тезисы концепции автора, излагаемые в работе, следующие: уровень экономического развития России накануне Первой мировой войны был выше, чем это традиционно принято считать; темпы экономического роста страны были сравнимы с темпами роста ведущих стран Запада; она была достаточно интегрирована в мировую рыночную экономику. Исходя из этого, автор рассматривает некоторые дискуссионные проблемы исследуемого периода, в частности, проблему аграрного кризиса в России.
Особый интерес представляют составляющие основную часть книги снабженные подробными комментариями статистические материалы, которые содержат данные о структуре и динамике основных показателей социально-экономического развития Российской империи середины 1880-х годов - 1913 года.

http://ifolder.ru/21775611

[Folkvald]

Б. Н. Миронов. Благосостояние российского крестьянства после Великих реформ 1860-1870-х гг.

В ежегоднике «Экономическая история» в 2001 г. была опубликована моя статья, в которой на основании в первую очередь антропометрических, но также и других данных доказывалось, что благосостояние российского населения в конце XIX-начале XX в. повышалось.1 Б. В. Ананьич, можно сказать, обрушился с резкой критикой на предложенный новый антропометрический подход к решению проблемы, чтобы подорвать выводы, которые из представленного мною материала вытекали.2
На первый взгляд предмет дискуссии - материальное положение населения, прежде всего крестьян, после Великих реформ, на самом деле - общая оценка развития страны в 1861-1917 гг. и причины революций 1905 и 1917 гг. благосостояние населения (уровень жизни, качество жизни - эти понятия будут употребляться как синонимы) - интегральный показатель успешности модернизации и одновременно - конечный результат совместных усилий со стороны самого населения и правительства в деле переустройства уклада российской жизни, сложившегося в крепостное время. Если качество жизни в пореформенное время систематически повышалось, значит, структурные реформы российского общества, начатые в 1860-х годы, по крайней мере в экономическом отношении, были плодотворными, эффективными, отвечали его насущным потребностям, встретили поддержку большинства населения. Если же, наоборот, материальное положение трудящихся после реформ снижалось, то оценки реформ должны быть прямо противоположными. Если благосостояние населения росло, то весьма проблематично говорить и о системном кризисе российского общества, потому что экономический аспект - важнейшая составляющая общества как системы. В таком случае, даже если другие сферы российского социума развивались менее успешно, следует говорить не о системном кризисе, а о противоречивом, асинхронном, несбалансированном развитии страны. Наконец, если благосостояние росло, то повисают в воздухе важнейшие аргументы об антинародной сущности царизма и проводимых им реформах, об обнищании народа как важнейшем факторе трех российских революций, по-другому следует интерпретировать и причины участия широких народных масс в революционном движении.
Таким образом, благосостояние населения может служить важнейшим критерием как при оценке общего развития пореформенной России, так и при оценке политики правящих верхов. И поскольку, как следует из антропометрических данных, благосостояние населения серьезно повышалось, то отсюда следует, что, во-первых, экономическое развитие страны проходило достаточно успешно и, самое главное, не за счет роста эксплуатации населения, во-вторых, тезис о системном кризисе нуждается в пересмотре. Вот в чем заключается истинная причина гнева, который обрушил на статью, доказывающую несостоятельность взгляда об обнищании населения в пореформенное время, один из видных сторонников парадигмы системного кризиса. Рассмотрим его аргументы.
Критик в принципе не согласен с новым подходом, называя его «бухгалтерским»: «Нахожу такой метод абсолютно не корректным. Чисто бухгалтерский подход к событиям прошлого, без оценки исторических реалий (как это сделано в статье Б. Н. Миронова) не может служить основанием для того, чтобы представить читателю благостную картину экономического развития России на рубеже XX в.» (с. 611 - здесь и далее ссылка на заметку Б. В. Ананьича; курсив мой - БМ). При этом, однако, чтобы опровергнуть мои выводы, он обращается к бухгалтерским расчетам относительно фискальной политики - к сожалению, делает это не по стандартам настоящей бухгалтерии, - оставляя в стороне все экономические реалии, которые проанализированы в моей статье: железнодорожное строительство, тарифную политику, поощрение экспорта и государственное регулирование цен, повышение доходов крестьян и зарплаты рабочих, которые, таким образом получается, не являются историческими реалиями.
Налоги: тяжелы или легки?

«Голод (1891-1892 гг. - Б.М.), - пишет Б. В. Ананьич, - стал следствием не только неурожая, но и фискальной политики Министерства финансов, которое тогда еще возглавлял И. А. Вышнеградский. За двадцать лет с 1880 по 1901 г. прямые налоги дали прирост всего в 50 млн. руб. (48 млн. - БМ). Доходы от них увеличились с 172,9 до 220,9 млн. руб. За это же время доходы от косвенного обложения возросли на 108% (109% - БМ): с 393 до 819,6 млн. руб. Причем особенно значительный их рост падает на министерство С. Ю. Витте, ибо с 1880 по 1892 г. доход от косвенного обложения увеличился на 37%, а с 1892 по 1901 г. - на 50%».
Голод 1891-1892 гг. случился до того, как С. Ю. Витте возглавил Министерство финансов, и поэтому он не может нести за него ответственность. Однако если уже речь зашла о голоде, то неурожаи 1891-1892 гг., как показал А. С. Нифонтов, были печальным эпизодом в пореформенном развитии сельского хозяйства, а не проявлением его кризиса. В 1860-1890-е гг. земледелие успешно развивалось за счет увеличения посевов, но главным образом урожайности, причем самые высокие темпы приходились на 1890-е гг.: чистые сборы хлебов и картофеля на душу населения в 1860-е гг. выросли на 2% сравнительно с предшествующим десятилетием, в 1870-е гг. - на 12%, в 1880-е гг. - на 4%, в 1890-е гг. - на 17%.3 Спад хлебных сборов в 1891-1892 гг. был «признаком уже примитивного капиталистического земледелия - хищнического использования быстро истощавшихся черноземных почв)»,4 т.е. болезнью развития, а не упадка.
Но и фискальная политика не имела отношения к голоду. Дело в том, что само по себе увеличение налогов не является доказательством обнищания народа - необходимо оценивать не рост, а тяжесть налогов по их доле в доходах. Это элементарное требование Б. В. Ананьич не выполнил. Что же происходило на самом деле.
В пореформенное время в налоговой политике произошло три важных изменения. Во-первых, к платежу прямых налогов было привлечено все население, включая многочисленные группы населения, прежде от них освобожденные: дворян и чиновников, казаков и национальные меньшинства. В то время как в дореформенное время прямые налоги платили крестьяне и мещане (подушную подать), а купцы - гильдейские пошлины.5
Во-вторых, с начала 1860-х гг. российская налоговая система стала переходить с подушного принципа на подоходный, в результате чего тяжесть налогового бремени перемещалась с бедных на зажиточные слои населения. По расчету, сделанному в Министерстве финансов в 1859 г., «высшие классы», или неподатные сословия, обеспечивали поступление в казну 17% доходов (главным образом за счет косвенных налогов), а «низшие классы», или податные сословия - 76% ; 7% государственных доходов приносили монетная, горная и другие регалии и государственное имущество. В 1887 г., по расчету известного финансиста Н. П. Яснопольского, эти источники доходов соотносились как 38:55:7 (для сравнения в Великобритании это соотношение составляло 52:40:8, во Франции - 49:30:21, в Пруссии - 30:29:41). Из общей суммы собственно налогов (без регалий) на высшие классы в 1859 г. приходилось 18%, на низшие - 82%, а в 1887 г. соответственно - 41% и 59%. Другими словами, тяжесть налогов для высших классов увеличилась почти в 2.3 раза.6 Эта тенденция в дальнейшем усиливалась.
В-третьих, в налоговой системе значение косвенного обложения повышалось, особенно при С. Ю. Витте. Но благодаря этому, справедливо считает М. К. Шацилло, податное бремя еще более сместилось с крестьянства на относительно зажиточные городские слои, так как косвенные налоги ложились главным образом на горожанина.7 Спички, нефть, табак, сахар и даже водка потреблялись в большей степени в городе. Питейный доход с сельского населения в 1901 г. дал в государственный бюджет 143.9 млн руб.8 из 476.3 млн. руб. общего питейного дохода этого года,9 т.е. 30.2%; в 1912 г. соответственно - 256.3 млн руб.10 из 953 млн. руб.,11 т.е. 26.9%. В целом в 1901-1912 гг., по данным А. Л. Вайнштейна и А. М. Анфимова, на долю крестьянства приходилось лишь 32% всех налогов и платежей,12 а его доля в населении превышала 83%.13 Получается, что норма обложения у сельского населения к началу ХХ в. резко понизилась и стала в 3.6 раза меньше, чем у городского населения.
Отсюда, конечно не следует, что деревня была обложена налогами слабее, чем город. Для ответа на вопрос, чье налоговое бремя - горожан или селян - было тяжелее, необходимо знать платежеспособность тех и других, а также и остаток средств после уплаты налогов. Скорее всего, для состоятельных горожан, которые только и платили налоги, ибо с заработной платы налоги не взимались, налоги были менее обременительными, так как их доходы в абсолютном значении были намного выше, чем у крестьян. Этот вопрос требует специального изучения. Однако более существенно другое - на покрытие прямых налогов в пореформенный период крестьяне стали расходовать меньшую часть своих доходов (см. табл. 1).
В 1849-1859 гг. в пяти центрально-промышленных губерниях (Владимирской, Костромской, Московской, Нижегородской и Ярославской), где доходы крестьянства были в среднем выше средних по России, прямые налоги поглощали 34% дохода государственных крестьян только от земледелия и - 22% доходов от земледелия и промыслов вместе.14 Обложение удельных и помещичьих крестьян было более высоким, чем государственных, а доходы крестьянства других губерний были ниже, чем в наших пяти губерниях. Отсюда следует, что налоговое бремя в большинстве российских губерний, вероятно, находилось на более высоком уровне, чем в пяти центрально-промышленных губерниях.
По данным крестьянских бюджетов в 13 губерниях за 1877-1901 гг., на покрытие всех платежей, включая выкупные и арендные, уходило 7.6% доходов от сельского хозяйства в земледельческих губерниях и 13.8% - в промышленных, и соответственно - 5.8 и 5.6% всех доходов от сельского хозяйства и промыслов вместе. Как видим, в пореформенное время норма обложения крестьян прямыми налогами уменьшилась в 3.9 раза.
Однако уменьшилось и общее налоговое бремя крестьянства. По расчетам А. М. Анфимова и А. Л. Вайнштейна для 50 губерний Европейской России, в 1901 г. все платежи (включая выкупные и арендные за вненадельную землю) равнялись 8.71 руб., доход от сельского хозяйства в год - 30.30 руб.,15 от промыслов - 12 руб. (по сведениям Комиссии 1901 г., в 1900 г.),16 общий доход составлял 42.30 руб. на душу населения в год. Следовательно, на покрытие прямых и косвенных налогов, а также всех платежей в 1900-1901 гг. уходило 20.6% доходов, а в 1850-е гг. только прямые налоги поглощали 22.1% доходов крестьянства. Между тем в 1850-е гг. косвенные налоги были обременительнее прямых: например, в 1855 г. косвенные налоги в бюджет давали 64.6%, а прямые - 35.4% всех налоговых поступлений.17Следовательно, в 1850е гг. на уплату прямых и косвенных налогов уходило намного более 22.1% крестьянского дохода, а в 1901 г. - только 20.6%. К 1912 гг. норма обложения понизилась еще на 2.1%.18
Но и учитывая выкупные платежи, тяжесть налогов была умеренной, что говорит о том, что условия отмены крепостного права не были столь жесткими, как принято думать. Как известно, государственные и удельные крестьяне получили достаточные наделы. Что касается помещичьих крестьян, то, по расчетам Л. В. Ходского и А. А. Кауфмана, всего около 28% от их общего числа получили недостаточное количество земли.19 Как показали капитальные исследования крестьянской реформы на Северо-западе, выполненные С. Г. Кащенко, в большинстве случаев в ходе крестьянской реформы исчезли очень большие и очень маленькие наделы и произошло массовое их выравнивание вокруг максимального надела, исчисленного для данной местности и указанного в Положении 19 февраля.20 В результате были созданы условия для развития самообеспечивающегося крестьянского семейного хозяйства, хорошо описанного в трудах А. В. Чаянова и его школы. Условия проведения реформы способствовали тому, что большинство крестьян взяли надел, который обеспечивал их стабильное существование, и остались в деревне. В результате в пореформенной деревне преобладало крестьянское семейное хозяйство.
И выкупали землю крестьяне, как показал американский историк С. Хок, отнюдь не по грабительским ценам. Принято считать, основываясь на известной работе А. Е. Лосицкого, что по России в целом крестьяне заплатили в среднем за десятину 26.87 руб. при ее рыночной цене в 1854-1858 годы 16.86 руб.,21 следовательно, заплатили за землю на 59% больше, чем она в действительности на рынке стоила. Однако средняя цена, исчисленная Лосицким, относилась, во-первых, ко всем земельным сделкам, среди которых преобладали продажи крупных участков помещичьей земли, стоившие намного меньше, чем мелкие, более ухоженные, плодородные и расположенные в удобных местах - именно их выкупали крестьяне. Во-вторых, цены земли были заимствованы из нотариальных актов, где цены ради избежания 4% налога со сделки существенно занижались. Если в расчет взять цены, по которым крестьяне покупали землю в 1863-1872 годы (по нотариальным книгам), то окажется, что за десятину в западных губерниях они заплатили по 36.74 руб., в нечерноземных - 38.51 руб., в черноземных губерниях - 48.96 руб. При таких ценах оказывается, что земля, выкупленная крестьянами к 1906 г., стоила 1070 млн. руб., а крестьяне заплатили за нее 867 млн. руб., т.е. на 19% меньше ее рыночной стоимости.22 Фактический выигрыш был еще больше, так как в нотариальных книгах цены были занижены, но величина это занижения неизвестна.
Таким образом, при всей приблизительности расчетов, мы видим, что налоговый пресс для крестьянства в пореформенное время уменьшился: только прямые налоги до 1861 г. превышали сумму прямых и косвенных налогов в 1901-1912 гг. Чистый остаток после оплаты налогов возрастал. И по мировым стандартам налоги в России не были чрезмерно тяжелыми (см. табл. 2).
Как видно из данных табл. 2, в России норма обложения была ниже, чем во всех великих державах, кроме США. В литературе фигурируют разные данные об уровне обложения, что обусловлено прежде всего различными оценками национального дохода. Например, согласно А. Л. Вайнштейну норма обложения для России в 1913 г. равнялась 13.5%. Это явно завышенная цифра вызвана тем, что автор занизил чистый национальный доход на душу населения (83.3 руб.)23 П. В. Микеладзе принял национальный доход за 101.4 руб., что ближе к наиболее точной оценке П. Грегори - 118.5 руб.24 Если за основу взять последние данные, то норма обложения в России понизится до 9.5%.
Ссылаясь на опубликованную в 1959 г. статью Ю. Н. Шебалдина, который в свою очередь взял данные у С. Г. Струмилина из работы 1930 г. издания, Б. В. Ананьич утверждает, что «громадный рост российского бюджета в конце XIX в. не соответствовал росту национального дохода и превышал его в 2,4 раза» (с. 612). С этом трудно согласится. Во-первых, использованные сведения о национальном доходе устарели; во-вторых, в нашем конкретном случае динамику национального дохода надо сравнивать не со всем бюджетом, а только с его доходной частью, так как государственные расходы не имеют отношения к налоговому бремени; в третьих, моя статья посвящена результатам экономической политики С. Ю. Витте, правление которого началось в 1892 г. и закончилось в 1903 г. Внесем поправки в исходные данные и сделаем необходимый расчет (см. табл. 3).
С 1881 по 1892 г. национальный доход на душу населения увеличился на 23%, а государственные доходы - на 49%, с 1892 по 1904 г. соответственно - на 76% и 108 %. Как видим, некоторая диспропорция в росте национального дохода и государственных доходов существовала до С. Ю. Витте. Но при нем, если использовать методику Ю. Н. Шебалдина, диспропорция уменьшилась: в 1881-1892 гг. увеличение налогов обгоняло рост национального дохода в 2.13 раза, а в 1892-1904 гг. - в 1.42 раза. Впоследствии эта тенденция сохранилась: в 1904-1913 гг. налоги росли всего в 1.1 раза быстрее национального дохода. Поэтому перегрева платежеспособных сил населения не происходило, тем более если иметь в виду крестьян, налоговая нагрузка на которых, как было показано выше, уменьшалась.
Следует отметить, что в расчетах тяжести налогообложения крестьянства, сделанных как в дореволюционное, так и в советское время, допускалось три натяжки: 1) далеко не в полной мере учитывались доходы крестьян от промысловой деятельности, в том числе неземледельческие доходы женщин, работавших дома, 2) выкупные платежи за землю принимались за налог, 3) косвенные налоги приравнивались к прямым без учета обязательности первых и факультативности вторых.
Доходы от промысловой деятельности крестьяне в большинстве случаев получали в форме зарплаты, которая налогами не облагалась. В случае отхожих промыслов приходилось покупать только паспорта. Между тем промысловый доход был значительным не только в нечерноземных, но и черноземных губерниях: его вес в общей сумме доходов для 50 губерний Европейской России к 1900-1901 гг. поднялся до 28.4%.25
Выкупные платежи не могут считаться налогом, так как шли на покрытие кредита, полученного крестьянами от государства, за купленную землю. Это все равно, что в настоящее время принимать за налог платеж за купленную в кредит квартиру. Между тем на долю выкупных платежей в налоговых поступлениях в бюджет в 1885-1905 гг. приходилось от 8 до 16%.26
Косвенные налоги, в отличие от прямых, носят факультативный характер. Конечно, керосин, ситец, чай, сахар - это предметы первой необходимости и без них не обойтись. А как быть с водкой и табаком, на долю которых приходилось 62.1% всех косвенных налогов? Все три натяжки приводят к преувеличению тяжести налогообложения, что и являлось целью большинства дореволюционных и советских исследователей: и те, и другие стремились посредством тезиса об обнищании крестьянства опорочить власть, доказать ее несостоятельность и неспособность управлять страной.
Ухудшалось ли положение крестьянства?
Следующий контраргумент Б. В. Ананьича - «крестьянские восстания в Полтавской и Харьковской губерниях» в 1902 г. (с. 612), которые, по его мнению, свидетельствует о тяжелом экономическом положении крестьян. Апелляция к крестьянскому движению - излюбленный метод советских историков для доказательства тезиса об обнищании трудящихся при феодализме или капитализме. Между тем хорошо известно, что социальные протесты случаются не только по причине снижения жизненного уровня. В частности, крестьянские бунты марта 1902 г. (вряд ли их можно считать восстаниями), по мнению экспертов Департамента полиции и следствия, произошли в первую очередь под влиянием хорошо проведенной политической агитации, затем недородов и вздорожания аренды.27 Если оппонент считает, что главная причина движения в падении жизненного уровня, тогда ему нужно на цифрах, по-бухгалтерски это доказать. Но этого не сделано. С равной бездоказательностью можно говорить, что бунты 1902 г. вызвала магнитная буря, ранняя весна, поздняя Пасха и т.п.
Б. В. Ананьич пытается иронизировать, когда пишет, что участники беспорядков не осознавали, что положение крестьянства улучшается, иначе, мол, они вели бы себя спокойно. В данном случае он оказался прав. Действительно, крестьяне не осознавали происходящего, так как почти вся российская интеллигенция того времени думала, что после 1861 г. крестьянство и вся Россия находились в состоянии кризиса. Эта парадигма родилась в 1861 г., когда Н. Г. Чернышевский и другие революционные демократы начали атаку на Великие реформы, не уяснив до конца их значение и последствия. А. И. Герцен, Н. П. Огарев и Н. Г. Чернышевский доказывали, что в ходе крестьянской реформы крестьяне были ограблены. Эта точка зрения была выражена уже через несколько дней после оглашения Манифеста 18 февраля 1861 г. в прокламациях, написанных Н. Г. Чернышевским «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», Н. В. Шелгуновым «Русским солдатам от их доброжелателей поклон» и «К молодому поколению», и в воззвании Н. П. Огарева «Что нужно народу?»
Впоследствии серьезный вклад в развитие мифологемы внесли народники, а также либералы, социал-демократы и правые (по разным, правда, мотивам). Даже полиции было иногда выгодно сгущать краски о положении народа, чтобы выбить дополнительные фонды и штаты. Социальные ученые в подавляющем большинстве случаев искренне поддерживали своими трудами революционных демократов и народников. В 1878 г. Ю. Э. Янсон создал концепцию о несоответствии земельных наделов крестьянским платежам, которая была ничем иным как более мягкой интерпретацией реформы как грабежа. Но выводы Янсона оказались несостоятельными, так как он строил свои расчеты на сведениях не «всегда отличавшихся достаточной точностью и достоверностью»,28 в частности он использовал официальные данные об урожайности, которые были заниженными. Л. В. Ходский доказал ошибочность его расчетов, и А. А. Кауфман его поддержал. По их мнению, всего 28% крестьян получили недостаточные наделы.29 В 1974 г. в своей книге А. С. Нифонтов, внешне ни с кем не полемизируя, убедительно доказал, что никакого кризиса сельского хозяйства - в смысле перманентного упадка, а не как фазы конъюнктурного цикла - в 1861-1900 гг. не было. Напротив, оно успешно развивалось.30
Однако в советской историографии утвердилась точка зрения революционных демократов и Ю. Э. Янсона, поскольку она соответствовала установке, спущенной историкам сверху, доказать закономерность и неизбежность Октябрьской революции 1917 г. Другие мнения игнорировались. Концепцию системного кризиса российского пореформенного общества поддержали и зарубежные исследователи, долгое время находившиеся под влиянием историков, эмигрировавших из России. Но в 1980-е гг. началась ее ревизия, и в 1990-е гг. большинство западных русистов от нее отказалось, как не соответствующей действительности.31 В моей статье были указаны работы, которые внесли наибольший вклад в разрушении мифологемы (некоторые из них были переведены на русский и изданы в России,32 т.е. стали доступны российскому читателю), но критик прошел мимо их. Приходится напомнить основные выводы этих работ.
В недавно переведенной на русский язык книге П. Грегори (главная работа, вошедшая туда, на английском была опубликована еще в 1982 г.) убедительно опровергается существование аграрного кризиса в России в 1880-1890-е гг. Аргументы настолько серьезны, что, на мой взгляд, должны убедить всякого непредубежденного человека. Национальный продукт на душу населения с 1889-1892 по 1901-1904 гг. увеличивался на 3.4% ежегодно, что для аграрной страны возможно только в том случае, если аграрный сектор успешно развивался. Сельскохозяйственное производство с 1881 по 1905 гг. прибавляло на 2.55% ежегодно - в 2.5 раза обгоняя рост населения. Экспорт хлеба рос еще быстрее, однако он не был «голодным», так как с 1885-1889 по 1897-1901 гг. количество зерна, оставляемого крестьянами для собственного потребления, в стоимостном выражении возросло в 1.51 раза, в то время как сельское население - в 1.17 раза. Поскольку хлебные цены в эти годы понизились,33 то в натуральном выражении потребительский фонд зерна увеличился в 1.3 раза на душу населения. О росте благосостояния широких народных масс свидетельствуют также рост производства потребительских товаров на душу населения за 1887-1904 гг. на 25% и увеличение реальной поденной заработной платы сельхозрабочего с 1885-1887 по 1903-1905 гг. на 14%,34 промышленного рабочего (если судить по Петербургу) с 1885-1887 по 1903-1905 гг. на 32%.35
К сказанному добавим, что средние ежегодные недоимки по выкупным платежам за землю уменьшались даже у бывших помещичьих крестьян, которые освобождались от крепостного права на самых тяжелых сравнительно с другими категориями крестьянства условиях: с 1885-1889 по 1900-1904 гг. они уменьшились с 2.5 млн. до 1.3 млн.36 - в 1.9 раза. При этом сельское население за этот период возросло на 25%.37
Заслуживает упоминания, что среднее количество новых вкладчиков в государственных сберегательных кассах по 50 губерниям Европейской России из числа работников и земледельцев в 1889-1893 гг. равнялось 75.5 тыс., а в 1898-1900 гг. - 90.8 тыс., следовательно, возросло на 20%; а суммарная величина вкладов на эти новые сберкнижки составляла соответственно - 8.433 млн. руб. и 20.330 млн. руб., значит, увеличилась на 141%.38
В настоящее время Организация Объединенных Наций для оценки уровня жизни населения использует так называемый индекс человеческого развития, или индекс развития человеческого потенциала (Human Development Index). Он включает три частных индекса, или показателя, - индекс ожидаемой продолжительности жизни при рождении, индекс образования (процент грамотности) и индекс производства (внутренний продукт на душу населения). Каждый показатель принимает значение от 0 до 1, индекс человеческого развития равен их среднему арифметическому. Все три показателя в изучаемое время росли (см. табл. 4), следовательно, и индекс человеческого развития вырос. Однако пока невозможно подсчитать степень его увеличения, потому что нельзя точно оценить динамику индекса производства из-за спорности вопроса о том, какой доход принять за минимальный и максимальный для изучаемого периода.
Вымирало ли крестьянство?

От современников рубежа в конце XIX-начале XX в. остались многочисленные жалобы на вымирание крестьянства. Жалобы были столь настоятельные, что правительство и общественность учреждали комиссии по изучению данной проблемы. Выше мы привели данные, которые входят в противоречие с тезисом о вымирании крестьянства. Однако хорошо известно, как сомнительна бывает статистика цен, налогов, зарплаты, доходов, урожаев, так как население скрывает истинную картину. По оценкам экспертов в современной России теневая экономика и соответственно теневые доходы составляют от 25 до 50% валового внутреннего продукта и даже в западных странах - 20-25%. Как же было на самом деле?
Общепризнанным в медицине показателем здоровья населения является его рост и вес. В последние 25 лет этот показатель стали использовать также историки и экономисты. Выяснилось, что рост и вес характеризует не только здоровье, но и биологический статус населения и его благосостояние, особенно в тех обществах, где на поддержание биологического статуса уходит большая часть личных доходов населения. Это именно российский случай, поскольку мы до сих пор расходуем на питание более половины наших доходов. У людей старше 24 лет питание сказывается на весе, у детей и юношества - прежде всего на росте. Поскольку человек является не только социальным, но и биологическим существом, то здоровье, рост и вес детей и юношей в такой же степени, как здоровье и размеры животных или растений, зависят от условий жизни: питания, ухода, болезней и других факторов среды.
Используя антропометрические данные, мы одновременно решаем и проблему точности используемых данных, так как длина тела - самый точный (он не фальсифицировался) и самый простой для расчетов показатель, сравнительно с другими индикаторами уровня жизни и поэтому даже более надежный при определении тенденции в изменении качества жизни для населения, которое большую часть дохода тратит на поддержание биологического статуса жизни. Чтобы рассчитать реальную зарплату, нужны сведения о ценах большого числа товаров и номинальной зарплате. Чтобы рассчитать бремя налогов для крестьянства, необходимы большие и сложные расчеты дохода крестьянского хозяйства. Расчет национального дохода требует сведений о всем народном хозяйстве и государственном бюджете. Кто работал с ценами, налогами и национальным доходом, знает, с какими неимоверными трудностями приходится сталкиваться исследователю для получения искомых показателей. Недаром до сих пор в литературе имеется динамический ряд реальной зарплаты за длительный срок только по Петербургу; расчет налогового бремени по-настоящему сделан на 1912 г., а расчет национального дохода России имеется только за 1861, 1885-1913 гг.
Мы располагаем антропометрическими сведениями о миллионах российских новобранцах, и они показывают, что с 1871-1880 по 1901-1910 гг. средний рост 20-летних российских новобранцев увеличился на 3 см - со 165 до 169 см (у женщин-работниц наблюдалось аналогичное увеличение), соответственно и их вес - примерно на 3 кг. 39 Это весьма значительная прибавка, о чем можно судить потому, что средний рост богатых и бедных людей в европейских странах отличается обычно на 4-6 см.
Б. В. Ананьич в принципе не согласен с новым антропометрическим подходом к решению проблемы благосостояния населения По поводу антропометрических данных он замечает: «Не берусь судить о степени их достоверности (за-мечу только, что Российская империя это не только Центральная Россия), и о том, насколько добросовестно и успешно они обработаны автором» (с. 611). Позитивная динамика увеличения длины тела подтверждается всероссийскими данными, приведенными выше. По поводу добросовестности и достоверности замечу, когда рецензент не в состоянии оценить достоверность данных и добросовестность их обработки, на которых основана рецензируемая работа, то научная этика, насколько мне известно, требует отказаться от критики, а не бросать тень на сделанные выводы.

Как видим, все имеющиеся на настоящий момент новые данные свидетельствуют о медленном улучшении положении крестьянства и вообще преобладающего большинства населения России в целом в 1892-1904 гг., хотя до благостной картины, конечно, было далеко - за 12 лет радикально изменить ситуацию было нельзя. Возможно, крестьяне действительно не ощущали позитивных сдвигов, потому что, во-первых, их радетели постоянно убеждали их, что положение ухудшается, во-вторых, крестьянские потребности росли быстрее, чем доходы. В такой ситуации субъективные ощущения противоречат объективному состоянию вещей. Но эта другая очень интересная задача, выходящая за границы моего намерения оценить, что в действительности происходило, а не то, как это воспринималось.
Б. В Ананьичу кажется, что «все, что автор сообщает» по поводу политики С. Ю. Витте, «не ново и многократно отмечено в литературе. Характеристика С. Ю. Витте у Б. Н. Миронова отличается только отсутствием в ней даже попыток критического осмысления политики этого крупного государствен-ного деятеля». Если бы в статье не было ничего нового, то не о чем бы было спорить, и потенциальный оппонент, наверное, промолчал бы. Именно новая трактовка экономической политики С. Ю. Витте и вызвала полемику. Новое ведь состоит не только в том, чтобы сообщить о нашем герое какой-нибудь неизвестный частный факт, ибо крупные, по-видимому, все известны. Но также и в том, чтобы правильно понять и оценить его политику. До Н. Коперника знали и Землю, и Солнце, только ошибочно считали Землю центром мира, а не Солнце. Новизна интерпретации не менее важна, чем новизна факта. В моей статье речь шла о позитивных результатах политики С. Ю. Витте (а не вообще о его политике), естественно, я остановился на тех ее аспектах, которые положительно сказались на благосостоянии населения. Кстати, мне неизвестны работы, в которых бы строительство железных дорог, регулирование цен и тарифная политика С. Ю. Витте анализировались бы с точки зрения влияния на местные цены и доходы крестьянства, как это сделано в моей статье.
Итак, уже 30 лет как пессимистическая концепция системного кризиса пореформенного российского общества встречает возражения: принципиальные книги А. С. Нифонтова и П. Грегори, поставившие ее под сомнение, опубликованы соответственно в 1974 в 1982 гг. Обильная зарубежная литература, пересматривающая концепцию, приведена в моей статье и еще более в моей книге «Социальная история периода империи», 1-е издание которой вышло в 1999 г. Невольно возникает вопрос, почему новые данные, появившиеся в историографии в последние 30 лет не убеждают моего оппонента и его сторонников в несостоятельности парадигмы?
В своих заметках Б.В.Ананьич делает честное признание, которое подтверждает мою гипотезу о решающей роли стереотипов. «Когда я читал статью Б. Н. Миронова, меня не покидала мысль, что это розыгрыш читателя, демонстрация искусства искаженного изображения прошлого с помощью ошеломляющего обилия цифрового материала и отсылок на англоязычные издания. Но если это не так, то перед нами очевидный пример оглупления истории с использованием антропометрии и математических методов» (с. 613; курсив мой - Б.М.). Итак, новые данные и новые выводы воспринимаются моим оппонентом как розыгрыш, как искаженное изображение, как оглупление истории и, значит, читателя, т.е. белое кажется ему черным. Когда человеку с нормальным зрением при ярком свете дня белый предмет кажется черным, то это возможно только в случае наличия в голове твердого как алмаз стереотипа о том, что предмет должен быть черным. И здесь, конечно, ни англоязычная литература, ни цифры, ни математические методы помочь не могут.
Заметки Б.В.Ананьича, на мой взгляд, с замечательной ясностью отражают состояние упадка, в котором находится парадигма системного кризиса пореформенного российского общества, сложившаяся в советское время и к настоящему моменту превратившаяся в мифологему. Не стоило бы по этому поводу огорчаться, если бы Б. В. Ананьич, используя свое звание академика и членство в дюжине разных фондов, ученых советов и редакций журналов, не влиял бы на их политику, не препятствовал бы появлению книг и статей с новыми идеями и подходами, словом, не тормозил бы развитие отечественной историографии, в которой начался давно назревший пересмотр старой парадигмы.
Примечания

1 Б.Н.Миронов. Кто платил за индустриализацию: экономическая политика С.Ю.Витте и благосостояние населения в 1890-1905 гг. по антропометрическим данным // Экономическая история. Ежегодник. 2001. С. 418-427.

2 Ананьич Б.В. Заметки по поводу статьи Б.Н.Миронова «Кто платил за индустриализацию: экономическая политика С.Ю.Витте и благосостояние населения в 1890-1905 гг. по антропометрическим данным» // Экономическая история. Ежегодник. 2002. С. 611-613.

3 Нифонтов А. С. Зерновое производство России во второй половине XIX века: по материалам ежегодной статистики урожаев Европейской России. М., 1974. 284.

4 Там же. С. 315-316.

5Из привилегированных сословий лишь помещики были привлечены к уплате незначительных губернских земских сборов в 1853 г. См. подробнее: Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2003. Т. 1. С. 94-95; Шацилло М. К. Эволюция налоговой системы России в XIX в. // Экономическая история. Ежегодник 2002 / Л. И. Бородкин, Ю. А. Петров (отв. ред.). М., 2003. С. 345-383.

6 Яснопольский Н. П. О географическом распределении государственных доходов и расходов в России: Опыт финансово-статистического исследования. СПб., 1890. Ч. 1. С. 27-31.

7 Шацилло М. К. Эволюция налоговой системы России в XIX в. С. 376.

8 Анфимов А. М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России в 1881-1904 гг. М., 1984. С. 110-111.

9 Ежегодник Министерства финансов. Выпуск 1912 года. СПб., 1912. С. 296, 323.

10 Петров Ю. А. Налоги и налогоплательщики в России начала ХХ в. // Экономическая история. Ежегодник 2002. М., 2003. С. 390, 406.

11 Статистический ежегодник России. 1914 г. Пг., 1915. XII-й отдел. С. 15.

12 Анфимов А. М. Налоги и земельные платежи крестьян Европейской России в начале ХХ в. (1901-1912 гг.) // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962 г. Минск, 1964. С. 502.

13 Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 130.

14 Данные о доходах крестьян были собраны комиссиями уравнения денежных сборов. Норма обложения по моим подсчетам составила: в Московской - 22.7% от общего дохода крестьян на душу населения (Материалы для статистики России, собираемые по ведомству Государственных имуществ. СПб., 1858. Вып. 1. С. 2, 30, 55), в Ярославской - 15.5% (Там же. Вып. 2. СПб., 1859. С. 182, 185, 191, 204), в Костромской - 17.2% (Там же. Вып. 4. СПб., 1861. Отдел В. С. 43, 107), во Владимирской губернии - 16.4% (Там же. Вып. 5. СПб., 1871. Отдел В. С. 7, 45, 47), в Нижегородской 17.7% (Хозяйственно-статистические материалы, собираемые комиссиями и отрядами уравнения денежных сборов с государственных крестьян. Вып. 2. СПб., 1857. С. 2, 29, 30, 37, 40 ). Данные о налогах в 1849 г.: Российский государственный исторический архив, ф. 869 (Милютины), д. 789. Таблицы к статистическому атласу, составленному в МВД. 1850 г., л. 22, 27

15 Анфимов А. М. 1) Налоги и земельные платежи крестьян Европейской России в начале ХХ века. С. 489-505; 2) Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России в 1881-1904 гг. С. 110-111.

16 Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1901 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. 1. С.219.

17 Шацилло М. К. Эволюция налоговой системы России в XIX в. С. 358.

18 Анфимов А. М. 1) Налоги и земельные платежи крестьян Европейской России в начале ХХ века. С. 489-505; 2) Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России в 1881-1904 гг. С. 110-111.

19 Ходский Л. В. Земля и землевладелец: Экономическое и статистическое исследование. СПб., 1891. Т. 2. С. 243; Кауфман А. А. Аграрный вопрос в России. Ч. 1. Земельные отношения и земельная политика. М., 1908. С. 53.

20 Кащенко С. Г. Реформа 19 февраля 1861 года на Северо-Западе России: Количественный анализ массовых источников. М., 1995; Hoch S.L. Did Russia's Emancipated Serfs Pay Too Much for Too Little Land? Statistical Anomalies and Long-Tailed Distribution // Slavic Review. 2004. Vol. 63. No. 2. P. 269-274.

21Лосицкий А.Е. Выкупная операция. СПб., 1906. С. 16.

22 Hoch S.L. Did Russia's Emancipated Serfs Pay Too Much for Too Little Land? P. 261.

23 Вайнштейн А. Л. Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время. М., 1924. С. 127.

24 Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX-на-чало XX в.): Новые подсчеты и оценки. М., 2003. С. 237.

25 Анфимов А. М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России в 1881-1904 гг. С. 110-111; Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии. Ч. 1. С. 219.

26 Ежегодник Министерства финансов. Вып. XVII. СПб., 1886. С. 66; Там же. Вып. 1899 года. СПб., 1900. С. 46; Там же. Вып. 1906/7 года. СПб., 1907. С. 40.

27 Маслов П. Аграрный вопрос в России. Т. 2. Кризис крестьянского хозяйства и крестьянское движение. СПб., 1908. С. 104-123; Крестьянское движение в России в 1901-1904 гг. Сборник документов / Отв. ред. А. М. Анфимов. М., 1998. С. 108-111; Материалы по истории крестьянского движения в России / Под ред. Б. Б. Веселовского, В. И. Пичеты и В. М. Фриче. Вып. 3. Крестьянское движение в 1902 г. в Полтавской и Харьковской губерниях: Сб. документов. М.: Пг., 1923; Крестьянское движение в Полтавской и Харьковской губерниях в 1902 г.: Сб. документов. Харьков, 1961.

28 Кауфман А. А. Аграрный вопрос в России. Ч. 1. С. 53.

29 Ходский Л. В. Земля и землевладелец. Т. 2. С. 243; Кауфман А. А. Аграрный вопрос в России. Ч. 1. С. 53.

30 Нифонтов А. С. Зерновое производство России во второй половине XIX века. С. 315-317.

31 Миронов Б. Н. Пришел ли постмодернизм в Россию? Заметки об антологии «Американская русистика» // Отечественная история. 2003. № 3. С. 135-146.

32 Хок С. Л. Мальтус: рост населения и уровень жизни в России, 1861-1914 годы // Отечественная история. 1996. № 2. С. 28-54;Мерль Ст. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе: Ожидания и реальность // Отечественная история. 1998. № 1. С. 97-117.

33 Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966. С. 89-90; Миронов Б. Н. Хлебные цены в России за два столетия (XVIII-XIX вв.). Л., 1985. С. 244-252, 264-169, 270-283.

34 Грегори П. Экономический рост Российской империи. С. 35-37, 61, 235-237.

35 Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России и СССР. С.82.

36 Кованько П. Реформа 19 февраля 1861 года и ее последствия с финансовой точки зрения (Выкупная операция 1861-1907 гг.). Киев, 1914. Приложение № 4, табл. 4 и приложение 5, табл. 1.

37 Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811-1913 гг.): Статистические очерки. М., 1956. С. 46-47.

38 Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии. Т. 1. С. 50-51.

39Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 2. С. 345; Mironov B. N. New Approaches to Old Problems: The Well-Being of the Population of Russia from 1821 to 1910 as Measured by Physical Stature // Slavic Review. Vol. 58. No. 1. Spring 1999. P. 1-26.

http://bmironov.spb....=2&lm=1&lc=art5