Вход
Зарегистрироваться
Конвергенция языков, типичным примером которой может служить балканский языковой союз,— явление исключительно интересное. Вот почему балканистика, казалось бы занимающаяся частной проблемой взаимоотношений между языками Балканского полуострова, на самом деле решает важные задачи общего языкознания.
Основная задача данной статьи — обрисовать современное состояние балканского языкознания, выявить важнейшие проблемы, возникшие после выхода в свет книги Кр. Сандфельда (Кг. S a n d f e 1 d).
Для обозначения наиболее характерных черт, общих для всех балканских языков, Сандфельд в своих книгах «Balkanfilologien», 1926 (имеется в виду датское издание) и «Linguistique balkanique», 1930, использовал термин «языковое единство» («unité linguistique»). В 1928 году на I Международном съезде лингвистов в Гааге H. С. T p у -б е ц к о й предложил выделять языковые группы двух типов: языковую семью и языковой союз (Sprachbund). По его мнению, балканский языковой союз и является типичным примером языковых групп такого рода.
Это положение Трубецкого было изложено Р. Якобсоном на Пражской фонологической конференции в 1930 году: его сообщение было опубликовано в 1931 году в Тру -дах Пражского лингвистического кружка 1. Затем польский славист M. Малецкий (M. Malecki)B сообщении, сделанном на III Международном съезде лингвистов в 1933 году 2 и озаглавленном «Наблюдения над балканским языковым союзом», попытался осветить вопрос о балканском языковом союзе. М. Малецкий рассматривает здесь следующие вопросы: какие языки входят в состав балканского языкового союза, каковы их общие характерные черты, каково их распространение, когда сформировались эти общие черты, каково происхождение балканского языкового союза.
В настоящее время термин «языковой союз» и понятие, им обозначаемое, утвердились в языкознании. Однако существуют языковеды, которые его оспаривают, предпочитая иные термины; есть и такие, что вообще отвергают необходимость подобного термина. Обсуждение этого вопроса на таком съезде, как наш, было бы весьма желательно.
В 1934 году в Белграде вышел первый том журнала «Revue internationale des études balkaniques», которому принадлежат большие заслуги в области развития балканского языкознания. Свою вступительную статью, озаглавленную «Цель и значение исследования балканских языков», оба редактора — П. Скок и М. Будимир — посвящают изучению вопроса об общих чертах балканских языков (стр. 14 и сл.). Но они говорят о «языковой общности» (communauté linguistique), а не о языковом союзе.
Знаменитый французский языковед A. M е й е в опубликованной в том же томе упомянутого выше журнала короткой статье («Проблема балканского языкознания», стр. 29— 30) говорит лишь «о соответствиях, обычно наблюдаемых в говорах одного и того же района» (стр. 30).
В том же журнале греческий языковед Г. А н а н ь о -стопулос оспаривает термин «балканское языкознание» и предпочитает говорить о «взаимовлиянии балканских языков», подчеркивая, что часть их общих черт появилась в результате сходного, но независимого развития, а «прочие встречаются лишь в некоторых диалектах двух или трех языков» (стр. 274).
Комментируя взгляды М. Малецкого (см. выше), известный югославский славист А. Б е л и ч становится на позицию отрицания языкового единства балканских языков и языкового союза вообще 3: «... утверждая, что они (т.е. «отношения, объединяющие балканские языки») создают языковое единство (une unité linguistique), мы совершаем коренную ошибку,— пишет А. Белич,— которая еще более углубляется, когда мы пытаемся установить языки, входящие в это единство, пользуясь критериями Малец-кого. Следует прежде всего спросить себя: являются ли общие языковые черты балканского единства достаточно унифицированными и многочисленными, чтобы давать нам право говорить о некоем языковом единстве» (стр. 168).
Против тезиса о существовании балканского языкового союза автор выдвигает следующие возражения:
1. Общие черты «очень неоднородны как в плане их географического распределения, так и в том, что касается их языковой природы» (стр. 168), например образование будущего времени, утрата инфинитива и склонения, появление артикля и т. д.
2. Происхождение многих сходных особенностей балканских языков одинаково, но «в сочетании с местными чертами эти особенности дают различные — в географическом и языковом планах — результаты» (стр. 169).
Для обозначения общих черт балканских языков (бал-канизмов), существования которых А. Белич не может отрицать, ученый пользуется термином «языковое соответствие» («réciprocité linguistique») (стр. 169), слишком, на наш взгляд, расплывчатым и не затрагивающим сути проблемы, т. е. специфической природы данного языкового явления.
Болгарский языковед С. Младенов занял по отношению ко всему балканскому языкознанию позицию резко отрицательную 4.
Белич справедливо подчеркивает тот факт, что «общие черты балканских языков имеют неодинаковое географическое распределение и различную языковую природу», что единство указанных языков неоднородно. Действительно, балканский языковой союз в узком смысле слова образуют лишь албанский, болгарский (включая македонский) и румынский языки. Греческий участвует лишь как язык, оказывающий большое влияние на создание этого единства, сербохорватский —только в той части, которая касается лексики; турецкий входит в этот союз постольку, поскольку с другими балканскими языками его связывают определенные лексические отношения. Одним словом, справедливо утверждение, что каждый из балканских языков сохраняет свою собственную, свойственную ему одному природу.
Тем не менее балканским языкам неоспоримо присущи общие специфические черты. Изучение их и составляет ядро той отрасли языкознания, которую мы обозначаем термином «балканское языкознание» (в узком смысле слова).
Языкознанию знакомы лишь два основных процесса развития языков: дифференциация и интеграция. Основная задача изучения языковой семьи, возникшей вследствие дифференциации некоего общего языка, заключается в том, чтобы показать, как та или иная форма языка-основы представлена в языке современном: например, и.-е. *(е-) рек^ (3 л. ед. ч. наст. вр. действ, зал. изъяв, накл.) > > болг. пече. Основная цель изучения языков, входящих в состав данного языкового союза,— установить, каким образом различные по происхождению формы были сведены к одной модели: примером может служить будущее время, образуемое с помощью частицы, выражающей будущее,+ + настоящее время изъяв, наклонения спрягаемого глагола.
Главной причиной возникновения языкового союза является языковая интерференция (контакт языков), т. е. различные формы двуязычия, обязанные своим происхождением субстрату, адстрату и суперстрату.
Следовательно, языковой союз есть остановившееся на полпути движение языков к интеграции. Этот факт объясняет все: общие специфические черты, неравномерность их географического распределения (разная степень в различных районах), одинаковое или различное их происхождение.
Интенсивность процессов конвергенции, которые вели к интеграции, не слишком велика. Центром, ядром конвергирующих потоков были албанский, румынский и болгарский языки; греческий, сербохорватский и турецкий оставались на периферии.
Следовательно, термин «языковой с о ю з» с о-вершенно необходим для обозначения сходного развития различных языков, которое охватывает не только лексику, но и фонетику, морфологию, синтаксис и словообразование б.
Балканские языки дают нам типичный пример сходного развития языков, являясь конкретной иллюстрацией понятия «языковой союз». Для балканского союза языков характерны следующие черты:
1. Большое сходство артикуляционной базы (которая иногда почти одинакова). Одинаковая артикуляция основных гласных: a, e, i, о, и 6. Отсутствие фонологических оппозиций: краткие/долгие, закрытые/открытые, чистые/носовые и т. д. В болгарском, румынском и албанском имеется также типичная гласная а (= ъ = а = ё). В румынском, болгарском (на востоке страны) и в северных диалектах греческого гласные е, о в безударном слоге редуцировались в i, u. Артикуляция большинства согласных — p/b, t/d, k/g, k7g\ c/dz, f/v, s/z, h, j и др.— одинакова.
2. Многочисленные одинаковые лексические элементы по большей части заимствованы из греческого или турецкого. Много языковых калек. Так, болгарский и румынский, не являясь по происхождению близкородственными языками, имеют в своем словарном составе 38% одинаковых или сходных слов. Приводимые нами статистические данные почерпнуты из словарей, отражающих письменную форму языка: в разговорной речи (и в диалектах) этот процент еще выше. С другой стороны, контингент турецких (и греческих) слов в остальных балканских языках почти тот же.
3. Сохранение одинаковых или сходных морфем.
4. Развитие одинаковых, сходных или параллельных морфологических и синтаксических элементов.
Пункты 3 и 4 отражают наиболее типичные черты языкового союза. Примеры:
Исчезнувшая в остальных романских языках латинская звательная форма на -е сохраняется в румынском под влиянием той же морфемы в болгарском и греческом.
Хотя в процессе исторического развития в болгарском языке исчезла система склонения, однако дательный падеж на -и в мужском роде (човек-у) и на -е в женском (майц-е) в общенародном языке сохранился (правда, как архаизм), во многих же диалектах он фигурирует в качестве живой формы; его существование поддерживается наличием в румынском языке дательного на -ui, -и (муж. р.) и -е (жен. р.), а в греческом — родительного на -и в той же функции.
В греческом, албанском, болгарском и румынском языках родительный и дательный падежи выражены одной и той же формой (синтетической или аналитической). Смешение родительного и дательного засвидетельствовано для фригийского языка 7.
В греческом, болгарском и румынском языках имена мужского рода во множественном числе (им. пад.) оканчиваются на -i: греч. -oi^i, болг. -и, рум. -i, -1. Рум. -i (указывающее на палатализацию предшествующего согласного) представляет собой результат недавнего развития -i; точное соответствие этому находим в албанском. Окончание множественного числа -е (им. пад. жен. р.) встречается в румынском и (изредка) в болгарском.
Средний род, существовавший в латинском, исчез во всех романских языках, кроме румынского, где он сохранился благодаря влиянию болгарского, албанского и греческого, имеющих эту категорию.
Формы дательного-родительного и винительного падежей у личного местоимения первого лица почти одинаковы:
греч. |ieva |iod, болг. мене ми, рум. mie mi греч. |ieva |ie, болг. мене ме, рум. mine mä.
Древние синтетические формы различного происхождения, использовавшиеся в балканских языках для выражения сравнительной степени, заменены сходными аналитическими конструкциями: греч. nio, болг. по, алб. тё, рум. mai + прилагательное.
В румынском 1-е лицо настоящего времени изъявительного наклонения глагола a aveâ «иметь», а именно ат «я имею», имеет окончание -m, которое нельзя объяснить исходя непосредственно из латинской формы habeo, но которое вполне соотносимо с албанским kam и болгарским и(м)ам «я имею».
В романских языках II и III латинские спряжения довольно рано теряют продуктивность. На западе романские языки сразу же отдают предпочтение I спряжению (с основой на -а-), тогда как в румынском, напротив, широкое развитие получает IV спряжение (с основой на -i-), используемое как в отыменных новообразованиях, так и (особенно) при заимствовании глаголов и даже суффиксов из славянских, венгерского и греческого языков. В средние века к IV спряжению относилось более половины всех румынских глаголов. Есть основания считать это результатом влияния славянских языков, где глаголы на -i- составляют значительную группу 8.
Под влиянием греческого будущее время образуется при помощи частицы, которая по своему происхождению является краткой формой глагола «хотеть»: греч. ûà va урафсо, болг. ще да пиша, алб. do të shkruaj, рум. о sa scriu «я буду писать»; возможны и еще более краткие формы: греч. Ы урафсо, болг. ще пиша, макед. ke pisam, алб. do shkruaj, румын, va scriu «я буду писать».
Угасание инфинитива9, пролептическое употребление личных местоимений и т. п. также являются характерными чертами балканских языков.
Вопрос о балканском языковом союзе тесно связан с проблемой происхождения балканских народов, их принадлежности к той или иной этнической группе. Чтобы выяснить их происхождение, следует обратиться к прошлому, к эпохе создания на Балканах первых цивилизаций. Вот почему я должен сделать краткий обзор этнической ситуации на Балканском полуострове начиная с античной эпохи.
Недавние изыскания, проводившиеся на разнообразном языковом материале — причем большое внимание было уделено топонимии Балканского полуострова,— дают нам возможность выделить здесь уже в глубокой древности семь основных этнических районов, т. е. семь языковых групп, каждая из которых представляет собой некое языковое единство 10.
В этот период южную часть полуострова, т. е. примерно территорию, лежащую к югу от Пинда, занимало доэллин-ское население. Язык этого народа давно уже исчез: он сохранился лишь в греческой топонимии и в качестве субстрата греческого языка. Такие названия мест, как Лариса (ЛарЬаа, Коринф (KoplVôoç), Парнас (ITapvdoraoç) и т. п., или такие слова, как àoràpivdoç «бадья, ванна», ябруос «башня», rupavvoç «властелин, повелитель» и т. п., свидетельствуют сегодня о существовании языка, условно называемого нами «языком пеласгов».
Долгое время считалось, что язык пеласгов — доиндо-европейского происхождения, но недавнее изучение субстрата греческого языка показало, что речь идет скорее о языке, родственном, с одной стороны, хеттскому и лувийскому языкам Малой Азии, а с другой — фракийскому языку.
В III тысячелетии до н. э. греки жили где-то в северовосточной части современной Греции. В конце III тысячелетия (или в начале II) греки начали продвигаться к югу. Постепенно они заняли всю южную часть Балканского полуострова и ассимилировали местное население.
Во II тысячелетии до н. э. греки создали собственную цивилизацию в Микенах. Лет десять назад расшифрованы написанные слоговым письмом тексты, оставленные этой удивительной культурой.
Во II тысячелетии микенская культура начала распространяться на северные районы полуострова и почти по всему побережью Средиземного моря.
Восточная часть Балканского полуострова, т. е. район, занимаемый в настоящее время южной Болгарией, европейской частью Турции и северо-восточной Грецией, была населена фракийцами. Для топонимии древней Фракии характерны такие названия мест, как Bessapara, Bendipara, Tranupara, Köbria, Mesambria, Poltymbria, Orudiza, Ostudizos, Tyrodiza. В IV и III тысячелетиях до н. э. язык и культура Фракии были близки языку и культуре северо-запада Малой Азии и доэллинской культуре побережья Эгейского моря.
На севере полуострова — приблизительно в Дакии и в обеих Мёзиях (т. е. на территории современной Румынии, северной Болгарии, северо-восточной Югославии и восточной Венгрии)—жили дако-мизийские племена. Их язык —• дако-мизийский, или просто дакский,— был оригинальным индоевропейским языком, отличным от фракийского и иллирийского. Реликтами, наилучшим образом характеризующими дакский язык, являются дошедшие до нас названия мест типа Aiadava, Dacidava, Dausdava, Patridava, Thermidava и т. д.
Очень рано дако-мизийские племена начали перемещаться к югу. Во II тысячелетии до н.э. они занимали уже центральную часть полуострова. Они проникли в Иллирию и частично в северную Грецию и ко второй половине II тысячелетия, проидя Фракию, обосновались на северо-западе Малой Азии, где они известны под названием мизийцев и дарданайцев.
Самый факт существования самостоятельного дакского (или дако-мизийского) языка дает нам возможность лучше понять субстрат румынского языка и отношения между румынским и албанским языками. Прежде считали, что однородный фракийский, фрако-дакский, или же фрако-дако-фригийский язык был распространен на территории от Северных Карпат до центральной части Малой Азии. Придерживаясь этой точки зрения, невозможно было составить себе ясное представление об особенностях субстрата румынского языка и о родстве древних языков на Балканах. Часто, пытаясь доказать, что дакский —этот тот же иллирийский или, на худой конец, его диалект, ссылаются на географа Страбона или на иных древних авторов. Но понятие языкового родства возникло лишь в XIX в. и древние авторы не имели представления об этой категории современной сравнительной грамматики. Если принять это их утверждение, то придется согласиться с ними и в том, что латынь — всего лишь эолийский диалект греческого языка (Тираннион Амизский, Варрон).
Западную часть полуострова населяли иллирийцы. Еще лет двадцать назад считалось, что иллирийский и фракийский — близкородственные языки; говорили даже о фрако-иллирийском языке. Недавние исследования в области фракийской и иллирийской ономастики показали, что иллирийский и фракийский — языки совершенно различные. Наиболее типичные для западной части Балканского полуострова древние топонимы —такие, например, как Delmi-nium, Scardona, Ulcinium и т. п., абсолютно отсутствуют на востоке, и наоборот.
Совершенно различны также иллирийские и фракийские антропонимы. Неодинаково и их образование: если во фракийском преобладают двухосновные собственные имена — Aulouzenes, Mestikenthos, Rescotozme, Roimetalkas и т. п.,. то в иллирийском они почти исключительно одноосновные — Aetor, Aplo, Bato, Ceunus, Plator и т. п.
Впрочем, в этническом отношении западная часть Балканского полуострова не была совершенно однородной. Югославский языковед Р. Катичич показал в своих недавних работах, что иллирийский язык был распространен лишь в юго-восточной части этого района; родственные же ему далматинский и либурнийский являются самостоятельными языками, отличными от иллирийского 11.
В центральной части полуострова говорили на бригий-ском (= фригийском) и македонском языках. Фригийские племена очень рано стали перемещаться к востоку: уже к концу II тысячелетия до н. э. они пересекли южную Фракию и пришли в Малую Азию, где основали свое царство. Фригийская составляющая участвовала в формировании армянского языка.
Недавние исследования многочисленных фригийских надписей убедительно показали, что фригийский — самостоятельный язык, отличный от фракийского 12. Фригийский и фракийский языки родственны в такой же степени, в какой родственны, например, греческий и албанский, т. е. так же, как два любых совершенно самостоятельных индоевропейских языка, а не два диалекта одного и того же языка. К тому же фригийский ближе к греческому, чем к фракийскому.
Что касается древнемакедонского, то о его происхождении существуют четыре гипотезы. 1. Македонский является диалектом греческого. 2. Македонский язык произошел от иллирийского. 3. Македонский произошел от фракийского. Новейшие исследования в области фракийского и иллирийского языков доказали, что македонский не имеет ничего общего ни с фракийским, ни с иллирийским. С другой стороны, расшифровка микенских надписей убедила в том, что он не является и диалектом греческого языка. 4. Македонский очень близок к греческому; их языковое родство можно объяснить следующим образом. В конце IV или начале III тысячелетия до н. э. существовало некое протогрекомакедонское единство. Но позднее македонский и греческий разделились, что произошло еще до образования греческих диалектов классической эпохи.
Во II—I тысячелетиях население большинства районов Балканского полуострова было очень пестрым, и можно предположить, что языки различных племен, населявших полуостров, испытывали взаимное влияние. Возможно, это и было отдаленным началом современной балканской общности.
Однако действительная основа языковой однородности Балканского полуострова создавалась в эпоху греческой колонизации, затем в период македонской экспансии, а позднее — во времена Римской и Византийской империй. Греческий и латинский — языки, обладавшие огромным культурным престижем,— оказывали влияние на местные языки и даже частично замещали их.
Римское завоевание разделило полуостров на две различные по языку части. Линия раздела шла от Дурреса (Dyrrhachion) на Адриатическом побережье через Скопле (Scupi), и минуя на востоке Сердику (Serdica, ныне София), пересекала Гемус (Haemus) и выходила к Черному морю (так называемая линия Йиречека (Jirecek). После того как римские легионы покинули Дакию (275 г. н. э.), на южном Дунае были созданы новые римские провинции: Дакия Задунайская (Dacia ripensis) — между Дунаем и Балканами, и Дакия Средиземноморская (Dacia mediterránea) — на юге этой территории, со столицей в Сердике (София). В 379 г. (при императоре Грациане) Дакия, Македония и Южная Далмация отошли к Восточной Римской империи. Западная Иллирия была объединена в один административный район с Италией. С V века Восточной Римской империи стали принадлежать Паннония, южнодунайская Дакия, Дардания, Мезия, Превалитания и Македония. Раздел Римской империи и возникновение Византийского государства во многом способствовали распространению влияния греческого языка на север и северо-запад от линии Йиречека.
Весьма вероятно, что уже в ранний античный период под влиянием греческого и латыни сложился языковой союз, в состав которого входили фракийский, дакский, фригийский, македонский и иллирийский языки, причем первые три образовали ядро этого союза.
Югославский романист и балканолог Г. Барич показал, что к концу эпохи римского владычества на Балканах латинский язык, на котором говорило население полуострова, делился на два диалекта: восточнобалканский (к которому восходит румынский язык) и западнобалкан-ский, давший начало далматинскому (велиотскому)13. Этот факт имеет большое значение для решения проблемы происхождения румынского и албанского языков.
На этот полуэллинизированный, полулатинизированный этнический пласт позднее добавились славянские, а затем турецкие наслоения.
С этого момента начинается активное взаимопроникновение балканских языков, которое особенно усиливается во времена Оттоманской империи. Двумя-тремя языками владели почти все.
Исключительно важным и весьма характерным для населения Балкан был кочевой образ жизни, связанный с неизменным перегоном скота на летние пастбища.
Так в течение трех тысячелетий сложилось то замечательное языковое объединение, которое мы называем балканским языковым союзом. Все балканские языки, живые и мертвые, в той или иной мере способствовали созданию этого союза.
Конвергенция языков — явление исключительно сложное, вызываемое подчас множеством причин. Но основной причиной, как правило, служат конвергентные потоки, исходящие из разных центров. Отличной иллюстрацией этого явления может быть история развития постпозитивного артикля, который мы детально рассмотрим как типичный пример конвергенции в языках балканского языкового союза.
постпозитивный АРТИКЛЬ
Наиболее сложной проблемой балканского языкознания является образование постпозитивного артикля. Данный вопрос изучали многие авторы, но до сих пор не найдено сколько-нибудь убедительного объяснения этого явления.
Известно, что в греческом уже в первой половине I тысячелетия до н. э. существовали препозитивный (6 агдрсояос; «человек») и «копулятивный» (о агдрсолос; о ауа-Осд «хороший человек», 6 8щос, 6 тсог 'АФг^а^ом «народ Афин, афиняне») артикли. Следовательно, вполне вероятно, что исходный толчок был дан именно греческим языком, откуда могла прийти, прямо или косвенно (т. е. через субстрат, суперстрат или адстрат), модель употребления данной грамматической категории. Даже если признать за румынским языком «латинские традиции», нельзя отрицать, что румынский подвергся — прямо или косвенно — гораздо более сильному влиянию греческого, чем другие романские языки.
Это, однако, не объясняет постпозиции артикля и особенностей его употребления. Кроме того, следует учесть, что в общеславянском языке постпозитивный артикль имели прилагательные.
В древнеболгарском прилагательные имели своего рода определенный артикль, образуемый элементами -\ (муж. р.), -]"а (жен. р.), -]"е (ср. р.) в постпозиции. Этот постпозитивный артикль унаследован от общеславянского языка и имеет точные соответствия в балтийских языках: например, лит. (муж. р.), -}\ (жен. р.). Следовательно, он имеет балто-славянское происхождение, т. е. восходит к глубокой древности.
Постпозитивный балто-славянский артикль происходит от относительного местоимения *уо- (а частично и от указательного местоимения *ь), которое служило для подчеркивания аппозиции прилагательного по отношению к существительному и, следовательно, для определения группы существительного и прилагательного или указывало на самостоятельное употребление прилагательного. Например, др.-болг. добры-и чьловЪкъ, букв, «bonus-ille homo». «Это [...]самый настоящий артикль,— писал А. Вайан («Grammaire comparée des langues slaves», II, 1958, 428),— хотя он употребляется не так, как в греческом, и определяет не существительное, а прилагательное». Иранские языки, где встречается такое же употребление артикля, раскрывают нам пути его эволюции: ср. др.-перс, kâra hya bâbai-ruviya (прилагательное с артиклем) «армия, которая (есть) вавилонская» > «армия, вавилонская»; авест. caratam y^m dar9Y^m (вин. пад.) «дорога, которая длинная» > «длинная дорога» (с артиклем перед прилагательным); авест. уэт angram (вин. пад.) «тот, который враг» > «враг» (с артиклем). Это относительное местоимение превратилось в современном персидском языке в «копулятивный» артикль (изафет) «i». Ср. mord i xüb «хороший человек», буквально «homo qui (= ille) bonus»14.
С другой стороны, в древнеболгарском встречается и энклитическое употребление указательных местоимений тъ исбв качестве постпозитивного артикля; ср. рабъ тъ, рабъ сь > рабо-тъ, рабо-сь (с артиклем). Развитие этого артикля для всех именных категорий происходило в период между IX/X—XIII/XIV вв. 15. Этот период включает два века пребывания Болгарии под властью Византии. Несомненно, в это время развилось двуязычие, полное или частичное, что создало благоприятные условия для влияния греческого языка на болгарский.
Однако постпозиция болгарского артикля не может быть объяснена влиянием греческого; можно лишь предполагать, что в эту эпоху постпозитивный артикль образовался по модели определенного артикля в греческом, но средствами самого болгарского языка.
Эта особенность болгарского артикля вполне объяснима, если учесть энклитический характер указательных местоимений в славянских языках, наличие постпозитивного артикля при прилагательных в общеславянском языке и, возможно, также влияние субстрата. Греческие формы о àvdpcottoç и о àyaûbç avdpcottoç в известной мере обусловили появление болгарских образований човекът «человек» и добрият човек «хороший человек». Но средства для выражения определенности — исконно славянские, и они-то и породили особенности артикля в болгарском языке.
Кроме того, во многих болгарских диалектах существует тройной постпозитивный артикль, образованный при помощи указательных местоимений-------------- 1, -s, -n в родопском диалекте (центральная часть южной Болгарии) и -t, -v, -n — в болгаро-македонских говорах и трынском говоре на западе Болгарии. Эти три артикля используются следующим образом: -t выражает общую идею определенности, -s (или -v) употребляется для указания на объект, расположенный вблизи от говорящего, -п — для указания на удаленный объект16. Например: родоп. сино-т «сын», сино-с «сын (который здесь)», сино-н «сын (который там)» 17.
Но эти три артикля имеют разительные соответствия в армянском языке, где артикли -s, -d, -n употребляются по отношению к объектам, расположенным: вблизи от говорящего (-s), немного дальше (-d) и в удалении от говорящего (-п)18. Например: mard-s «человек (который здесь)», mard-d «человек (возле тебя)» и mard-n — «человек (который там)». Уже давно ученые (V. В о g г e a, E. L e w у) предполагали, что это не случайное совпадение, а результат влияния общего бригийско-фригийского субстрата19. Теперь, когда мы установили, что в армянском имеются мизийская и фригийская составляющие 20, это предположение становится еще более вероятным.
Итак, к созданию постпозитивного артикля в болгарском языке привело действие нескольких конвергентных потоков, а именно: славянский постпозитивный артикль при прилагательных, энклитическое употребление указательных местоимений в древнеболгарском, наличие постпозитивного артикля в субстрате и влияние одной из форм греческого определенного артикля 21.
В албанском имеется постпозитивный артикль -i или -и (муж. р.), -а (жен. р.), -t (ср. р.) 22 и, кроме того, артикль препозитивный или «копулятивный», который ставится между существительным и определяющим его прилагательным (или существительным в родительном определения): i (муж. р.), е (жен. р.), te (косв. пад.), se (мн. ч.)23. Например: mal-i «гора», букв, «mons-ille»; — mal (-i) i larte «высокая гора», букв, «mons (-ille) ille altus».
Что касается его происхождения и употребления, то следует заметить, что албанский артикль на i (-i) имеет удивительные соответствия в славянских, балтийских и иранских языках. Это означает, что и постпозитивный, и препозитивный артикли в албанском языке (очень) древнего происхождения 24. С другой стороны, нет сомнения, что артикль среднего рода -t и формы косвенных падежей te, se восходят к указательным местоимениям *to, *кЧ и имеют соответствия в армянском и болгарском 25. Очень возможно, что еще в протоалбанский период три (или четыре) местоименных основы — *уо (и *i-s), *to-, *k'i-(и *owo-) образовали систему склонения артикля.
Употребление двух артиклей в албанском языке имеет точное соответствие в румынском. Например:
алб. njeri-u i mire «хороший человек»,
рум. om-ul cel bun «хороший человек».
Албанское словосочетание sistem-i i edukim-i-t «система воспитания» построено так же, как румынское cutea сеа de piatra «каменный оселок».
Соответствующее употребление артикля есть и в греческом. Так, использование двух артиклей в алб. mik-u i mire «хороший друг» и sistem-i i edukim-i-t (род. пад.) точно соответствует греческим формам ô àvVjp о осуаФбс «хороший человек» и о ôtjjxoç о tcov Aûr\vamv (род. пад.) «народ Афин» (букв, «народ афинян», ср. франц. le peuple des Athéniens.— Прим. перев.).
Следовательно, вполне возможно, что на употребление в албанском языке определенной формы артикля повлияло использование артикля в греческом, но возник он гораздо раньше.
Если считать, что албанский произошел от дако-мизий-ского, а дако-мизийский непосредственно родствен фракийскому, то албанский артикль должен иметь соответствие во фракийском языке.
Фракийская надпись на найденном в Езерове золотом перстне, который датируется V в. до н. э., содержит следующий текст 26:
rol isteneasnereneat i 1 teaneskoarazeadomeant i lezy p t am-----------
— = Rolistene, as(n), nere (e?) nea t(i), iltea, nesko ara-zea do mean tilezyptam...
Rolistene — имя покойного мужа в звательной форме.
asti = авест. azam, лат. ego и т. д.
пеге или пег (i) = хотан. närä и пап, санскр. nari «супруга», «женщина», авест. näiri «женщина», санскр. nár- «мужчина», алб. njeri «мужчина» или же ner(e) e nea: е = алб. е-«копулятивный» (?) артикль, ср. алб. grua(ja) е re, рум. so|ia cea tañara «молодая супруга (женщина)».
пеа греч. vea «новая; молодая» из и.-е.* newa (жен. р.). Ср. с приведенным текстом Геродота: í%&i Ywatxaç.... noXXiç.... xpiaiç viveral iieyalr] twv vwaixoov.... t]Tiç aüxscov éqnAieto ¡láXiata bnb той àvôpoç.
t(i) или f = алб. ty, t', të, рум. Ji, болг. ti — личное мест, в дат. притяж. пад., ед. ч. «тебя, твой», ср. фр. «à toi», «de toi».
ilte-a «выбранная, избранная» из *wltä-yä — стр.
прич. прош. вр. жен. р. с постпозитивным артиклем = = санскр. vrtä (жен. р.) от vrta- «выбранный, избранный» и т. д.: во фракийском w и у между гласными, a w также в начальном положении перед гласными исчезли; перед всеми гласными, кроме-е, и.-е. ä> ё (>е). Ср., например, в тексте Геродота xptaiç «выбор, избрание» и ïjô'av xpiO^ «выбранная, избранная».
nesko «я умираю» (или «я умру») = греч. dvyjaxcü — ср. афа£ета1 èç töv xá(pov («умерщвляется на могиле») в тексте Геродота.
arazea = ? a(n)raze -a «рядом с» (букв. ср. нем. in der Reihe, рус. наряду, болг. наред): предлог а(п), ср. фрак. An-asamus «город на рекеАзамус», Av-viaaóc, A-ser-mos; raze- из и.-е. *rog'e(y) —мести, пад. ед. ч.27 от *rog'i = = вед. ráji- (жен. р.) нем. «Linie, Reihe, Richtung» = ср.-нижне-нем. геке, жен. р. «Reihe, Ordnung» 28 и постпозитивный артикль -а, как в ilte-a, см. выше.
do mean tilezyptam «рядом с моим усопшим» (букв, нем. «neben meinem sanft-Entschlafenen»), ср. оцнхх&еЮа ôè owftínx&xai тф 'avôpi «погребается вместе с мужем» в тексте Геродота; dö = болг. до «возле», англ. to и т. д. из и.-е. *d(h)5; mean = лат. meum, вин. пад. от «мой» из и.-е. *meyo-m; tile — ср. лит. tylùs «спокойный»; zyptam = = санскр. supta-m — вин. пад. от «заснувший». Артикль после предлога отсутствует, как в албанском и румынском.
Перевод: «О Ролистен, я, твоя юная супруга, твоя избранница, умираю рядом с тобою, моим навеки уснувшим».
В этом фракийском тексте слово ilte-a «избранница» образовано так же, как рум. aleas-a «избранница» (из aleasä), carte-a «книга» (из carte) и алб. e zgjedhur-a «избранница» (из zgjedhur «избранная»), folé-ja «гнездо» (из folé).
Хотя и нельзя считать, что расшифровка данной надписи абсолютно достоверна, тем не менее вышеизложенные факты убеждают в том, что постпозитивный артикль как грамматическая категория существовал в древних балканских языках уже в самые отдаленные времена.
В румынском языке существует как постпозитивный, так и препозитивный артикли; употребление обоих исключительно сложно. Постпозитивный артикль, который получает широкое распространение после XVI в., встречается уже в первых румынских текстах 29. Этим румынский отличается от прочих романских языков, которые имеют лишь препозитивный артикль. Некоторые романисты иногда забывают об этом важном языковом факте и пытаются объяснить постпозицию артикля в румынском латинскими традициями (Е. Herzog и пр.) 30.
Развитие артикля в румынском языке относится к VI — X вв. А. Граур âl считает, что постпозитивный артикль в румынском обязан своим происхождением переразложению атрибутивной синтагмы homo/ille bonus, которая превратилась в homo ille/bonus. По мнению Трейгера (G. L. T r a g е г), в народной латыни артикль появляется уже в конце VII в. 32. Притяжательный артикль в румынском (al и пр.) — романского происхождения, но два других (напр., om-ul и om-ul eel bun) развились, по крайней мере частично, под влиянием дакского субстрата 5,3 (и, возможно, в какой-то мере также и болгарского)34. Вместе с тем нам не хотелось бы отрицать влияние «латинских традиций». Мне кажется, находившиеся в зачаточном состоянии некоторые свойства латинского языка (ille homo и homo ille) облегчили влияние иностранных языков на румынский.
Существует разительное сходство в употреблении артикля в румынском и албанском языках, например:
рум. luptä жен. р. без артикля «борьба» — lupta жен. р. с артиклем;
алб. luîtë жен. р. без артикля «борьба» — lufta жен. р. с артиклем.
Окончания форм женского рода с артиклем (и без артикля) почти одинаковы:
рум. om-ul eel bun «хороший человек» (букв, homo-ille ecce-ille bonus)
алб. njeri-u i mire «хороший человек».
Если перед существительным стоит предлог, артикль не ставится:
рум. la cal «верхом» (ср. франц. «à cheval»);
алб. në kal «верхом».
В болгарском можно сказать и на кон (без артикля) и на коня (с артиклем) «верхом».
Происхождение формы определенного артикля в румынском совершенно ясно: артикль мужского рода -ul (диал. -и) происходит от лат. -u(m) illu(m), артикль женского рода -а — от -а-(е)а <. лат. -a(m) illa(m) — это правильное развитие латинской формы в энклитической (безударной) позиции.
Развитие форм постпозитивного артикля в албанском было рассмотрено выше.
Итак, очевидно, что постпозитивный и «копулятивный» артикли румынского языка имеют латинское происхождение; употребление же их является калькой использования артиклей в дако-мизийском языке, прямым наследником которого в настоящее время является албанский.
Следовательно, появление и употребление артикля в румынском, болгарском и албанском языках есть результат исключительно сложных взаимоотношений между балканскими языками: существовали «начальные толчки» или исходящие из различных центров потоки, кальки с соседних языков или с субстрата в употреблении тех или иных форм, но существовали и языковые тенденции, унаследованные от языка-основы. Именно это сложное развитие типично для процесса установления сходных черт в балканских языках.
http://classes.ru/gr...cuments/_33.htm
Наверх
